– День будет жарким, – сказала Богдана, наблюдая, как стайка чирикающих воробьёв весело барахтается в луже у дороги. Передние копыта лошади ударили по кромке птичьего водоёма, и пернатая компания разлетелась в разные стороны. Девушка вскинула потёртые вожжи, и конь Рятэ' (ночь) тотчас прибавил ходу.

Старая повозка недовольно скрипела и покачивалась, когда её деревянные колёса наезжали на кочки. Богдана держала путь на главную площадь Сурима, где с седьмым ударом часов на городской ратуше открывался базар. Он являлся меккой для всех торговцев. Сюда приезжали не только за товаром, но и за свежими новостями со всех четырёх королевств.С семи утра и до полудня площадь Сурима кишела людьми. Их было так много, что мостовая, натёртая сапогами тысяч прохожих, блестела, словно умытая дождём.

Богдана обожала это место, любила неповторимое очарование рынка – этого бесконечного праздника жизни. Отовсюду слышались зазывающие голоса торговцев. Рядом с круглолицым мужчиной, торгующим коврами, седовласый старец расхваливал парчовые накидки, за другим прилавком горластая женщина бойко сватала свою выпечку, а её усатый сосед продавал крепкий табак. Тут и там, толкаясь локтями и ворча друг на друга, сновали толпы покупателей. То и дело с визгом и хохотом пробегали босоногие детишки, своровавшие какую-нибудь мелочь у зазевавшегося лавочника.

Богдану манило особое благоухание базара, когда шлейф восточных специй (зиры, кардамона, куркумы) и смолистых благовоний (лаванды, бергамота, сандала) соединялся с грубым запахом кожаных изделий, жареного лука и жжёного сахара. Тонкие ноты кофейных зёрен бодрили и согревали, а изысканный аромат чайных роз настраивал несговорчивых торговцев на великодушный лад. Каково же было удивление девушки, когда её скрипучая повозка въехала на совершенно пустую мостовую.

Часы на ратуше пробили без четверти семь, но на площади не было ни души. Богдана огляделась по сторонам. В окне таверны мелькнуло чьё-то лицо. Девушка спрыгнула с повозки и, привязав коня, двинулась к трактирчику, чтобы узнать, что произошло. Она не успела сделать и пары шагов, как услышала цокот копыт приближающихся лошадей. В этот момент двери таверны распахнулись, и оттуда выскочил юноша. Парень ринулся навстречу Богдане и, когда они поравнялись, прошипел:

– Ты что здесь делаешь? Тебе что, жить надоело?

Парень хотел что-то добавить, но не успел. На площадь въехали четыре всадника. При их виде конь Богданы начал фыркать и недовольно бить копытом.

– Тише, Рятэ'! – крикнула Богдана. Она хотела подойти и успокоить коня, но незнакомец схватил её за запястье.

– Стой на месте и молчи, слышишь? – сквозь зубы прошипел он. – Говорить буду я. Скажешь хоть слово, мы оба покойники.

Парень ещё крепче стиснул руку Богданы, её причудливый золотой браслет впился в кожу. Девушка нахмурила брови, кинула недовольный взгляд на его цепкие пальцы и заметила, что на тыльной стороне ладони незнакомца красовалось татуировка в виде полумесяца.

Всадники услышали оклик Богданы. Их предводитель, офицер в красном сюртуке с золотыми пуговицами, что-то скомандовал, после чего двое его сопровождающих направились к повозке, а он вместе с третьим солдатом повернул к парочке.

Юноша снова сжал руку Богданы. От боли девушка прикусила губу. Она хотела закричать, но увидев его напряжённый взгляд и желваки на скулах, поняла, что дело серьёзное и им действительно грозит опасность.

Между тем всадники уже подъехали к ним. Офицер кинул на молодых людей оценивающий взгляд и спросил:

– Это ваша повозка?

– Вовсе нет, – ответил парень.

– Вот как? – сдвинув брови, спросил офицер. – И чья же она?

– А мы почём знаем?

В этот момент по пустынной площади гулким эхом прокатилось оглушительное ржание. Верный конь Богданы не позволял стражникам ухватить себя за вожжи. Он брыкался, фыркал и внезапно встал на дыбы. Навьюченная телега накренилась, и всё её содержимое вывалилось на мостовую. Послышался звон разбитого стекла.

Богдана с ужасом смотрела на происходящее. Сердце лихорадочно билось. Ей хотелось кинуться к Рятэ', но горячая ладонь юноши, крепко сжимавшая её ледяную руку, удерживала на месте.

– Вы что, не знаете: во время траура вся торговля в королевстве запрещена? – не сводя глаз со строптивого коня, спросил офицер.

– Конечно, знаем! – быстро ответил парень.

– Это цыганская телега, – почесав гладкий подбородок, сказал офицер. – А им запрещено появляться во всех городах Восточного королевства.

– Да-да, после смерти короля все цыгане теперь под подозрением, – поддакнул парень и ещё сильнее сжал руку Богданы.

– Ну да, ну да, – недоверчиво сказал офицер и внимательно посмотрел на девушку.

Её бордовое платье в пол было вышито яркими узорами, а узкую талию опоясывал парчовый платок с бахромой. На тонких запястьях блестели золотые браслеты, в ушах красовались массивные кольца. Офицер мог поклясться, что девушка была цыганкой, но её белокурые волосы, тонкие благородные черты лица и бледная кожа заставили его сомневаться.

– Кто вы и что здесь делаете?

– Я и моя сестра приехали из Западного королевства на празднование дня равноденствия и остановились вон в той таверне, – юноша махнул рукой в сторону каменного дома. – Мы услышали шум и вышли посмотреть, что случилось. Наверное, наш приход спугнул цыгана, приехавшего на повозке. Мне кажется, я видел чей-то силуэт вон там, за ратушей.

Офицер не сводил глаз с Богданы.

– Почему твоя сестра молчит? Я слышал, она что-то кричала.

– Я побаиваюсь лошадей, – с фальшивым западным акцентом сказала Богдана. – А конь так стучал копытом, что я испугалась.

Офицер недовольно сплюнул и, резко развернув лошадь, направился к ратуше, где двое солдат снимали с ретивого коня упряжь. Рятэ' вновь вскочил на дыбы. Мужчины отшатнулись и отпустили вожжи. Конь почувствовал свободу и галопом пустился с площади к городским воротам.

– За ним! – всадники пришпорили лошадей и ринулись за беглецом.

– Кхарэ' (домой), Рятэ', кхарэ'! – прошептала Богдана.

Как только солдаты скрылись, незнакомец развернул Богдану к себе и сказал:

– Короля Хармана отравили. Придворный лекарь установил, что это был редкий цыганский яд, поэтому сейчас солдаты рыскают по окрестностям и ищут виновных среди цыган.

– О, дэвэ'л-да'д! – вскрикнула Богдана.

– Твоему табору грозит опасность. Ты должна предупредить их. Поспеши!

Часть 3: Ночь в таборе

Богдана бежала сломя голову. Её босые, сбитые в кровь ступни налетали то на острые зубья камней, то на изогнутые корни деревьев. Упругие ветки хлестали по разгорячённым щекам, но она не чувствовала боли. Удушающее чувство страха, словно ядовитая змея, опоясывало и сдавливало ей грудь. В ушах звенели слова незнакомца из таверны: «Короля отравили… цыганский яд… опасность… ты должна всех предупредить!»

Впереди показался знакомый овраг. Отсюда брал начало бурный лесной ручей. Он журчал среди высокой травы, петляя между деревьями, прячась под замшелыми корягами. Богдана знала,