Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ничего, еще не опаздываю, сейчас быстренько, быстренько… В центр за полчаса – запрос– то! Эх, надо было Павла попросить подождать и подбросить меня до центра. Хотя неизвестно еще, что дольше – пробки или метро. Но бежать нет сил. До метро я еще добираюсь скорым шагом (в детстве была игра – мерить расстояние «лилипутиками» или «великанами», вот я и скачу «великанами»), но на эскалаторе стою, дышу, прихожу в себя.
Ничего, успела. Я влетаю в учительскую за журналом за секунду до звонка, мотаю головой – вот она я, здесь! А что до своего класса я доберусь лишь через пару минут, так это уже мелочи.
Я преподаю английский в достаточно престижном и, как любят выражаться мои подопечные, навороченном лицее, занимающем массивное серое здание в одном из тихих дворов Фонтанки.
Урок проходит, как обычно. Десятиклассники переводят – каждый по предложению – текст о смене времен года и наступлении весны. Ладно, я согласна, что «сезоны» – не самая волнующая тема, но она присутствует в выпускных и, самое главное, вступительных экзаменах наравне с другими! Так что я мягко начинаю тормошить ученичков, пытаюсь их расшевелить. Хватит текст переводить, пусть рассказывают подготовленные дома устные темы!
Надя Попова повествует о переходе от зимы к весне, о сумасшедшем весеннем вихре и влюбленности, а я с головой ухожу в свои мысли. Неужели и впрямь будет ребенок? Да не будет, а есть, уже живет во мне! Или нет… Ох, как я боюсь врачей! И страшусь их приговора… А вдруг я страшно больна? И умру… Как же Паша один останется, у него в Питере никого, считай, нет, кроме меня?
В учительской на перемене людно. Спокойно попить кофе и подготовиться к следующему занятию можно, только если есть «окно», а у меня сейчас уроки подряд идут… Хотя дырки в расписании, конечно, неудобны, но мне нравится сидеть одной, когда учительская толпа схлынула по своим кабинетам, школа затихает и можно пристроится на диванчике с книжкой. Или помечтать…
Вот уже второй год все мои мечты так или иначе касаются нашей с Павлом семейной жизни. Казалось бы, о чем еще можно мечтать, когда любимый человек и так рядом и жизнь идет потихоньку своим чередом? Но мысли приходят сами собой: о нашем будущем, о детях (если честно, то я бы хотела иметь по меньшей мере двоих), о том, как дружно и весело заживет наша семейка, когда в доме появится малыш. А еще я постоянно думаю о муже. Может быть это смешно, но с самого первого дня нашего знакомства я, где-то в глубине сознания, не забываю о нем ни на минуту. Наверно, так и должно быть, когда по-настоящему любишь. Правда, в последнее время к тихой радости от воспоминания о том, что на свете живет человек, которого я люблю, примешивается боль оттого, что в наших отношениях с этим человеком есть какой-то разлад. Но теперь-то все изменится… Ребенок должен скрепить наши отношения. Да и я, возможно, стану меньше приставать к Павлу с пустяками, ведь у меня появится столько неотложных дел.
В женской консультации жду в утомительной очереди и от усталости уже не волнуюсь. Поэтому сообщение о беременности обрушивается на меня огромным пыльным мешком. Слова «восемь с половиной недель беременности» доходят до меня медленно, словно сквозь вату, и я просто продолжаю сидеть в гинекологическом кресле, судорожно комкая в руках колготки. Пожилая докторша с неодобрением посматривает на меня, а я не могу произнести ничего. Дышать тяжело. Счастье так огромно, так долгожданно и навалилось настолько неожиданно, что я только хлопаю глазами. Вид, должно быть, у меня чрезвычайно глупый, но в эту минуту мне не до этого. Из ступора меня выводит голос врача.
– Вот вам, девушка, направления на анализы. Аборт рекомендую делать у нас. С готовыми анализами в кассу две тысячи, с чеком за направлением ко мне. Дешевле вы вряд ли найдете, если, конечно, не предпочитаете без наркоза в порядке живой очереди. И советую поторопиться, все-таки почти девять недель.
Смысл слов эскулапа в юбке до меня доходит отнюдь не сразу. Я соскакиваю на холодный пол и как есть, босиком бросаюсь к врачихиному столу.
– Какой аборт, почему? Со мной что-то не в порядке?
– Так вы собираетесь рожать? Так бы сразу и сказали, а то молчит, как проштрафившаяся школьница. Вроде взрослая дама, – тут докторша в первый раз за прием смотрит на меня внимательно и вдруг улыбается. – Нынче редко рожают, – более миролюбиво объясняет она, – из десяти дай бог двое хотят ребенка, а остальные как заслышат про роды, так сразу на аборт бегут. И одевайтесь, ради бога.
Я выхожу на улицу и полной грудью вдыхаю свежий мартовский ветер. Мимо меня проходит молодая женщина с детской коляской. Неужели следующей весной я буду вот так же гулять по улицам, заботливо посматривая на мирно посапывающего малыша?! Он будет самым красивым, самым умным, самым-самым. Или это будет девочка? Моя малышка… Мартовское солнышко приятно согревает лицо, многоголосье птичьего гама, кажется, заглушает постоянный гул Московского проспекта. Сегодня я наконец-то чувствую, что в город пришла весна.
Я иду – да что там, лечу, радостно подпрыгивая, хоть докторша и запретила, домой в таком радостном настроении, какого у меня не было уже давно. Дело в том, что всю зиму я только и думала о своей, пока еще совсем короткой, но уже не очень-то счастливой семейной жизни. Что-то с самого начала пошло не так в нашем маленьком, только на двоих с мужем, интимном мирке. Павел красиво ухаживал за мной, но после свадьбы стал холоден и замкнут. Пытался не показывать вида, но я знала, что его раздражает, когда я говорю о чем-то, не касающемся лично его. Надо признаться себе самой: наше общение в последнее время сходит на нет. «Паша, иди ужинать. – Ага. – Вкусно? – Да, спасибо, детка». Ну почему же он все вечера молчит, уставившись в телевизор? Почему, когда я рассказываю о самом интересном – о забавной школьной жизни, об успехах своих безалаберных учеников, он упорно читает детектив или бульварную газету? А после наших перебранок по утрам мне порой хочется повеситься…
Но теперь… Я уверена, что теперь все должно измениться. У нас будет ребенок!
Я возвращаюсь в нашу любимую квартиру на улице Типанова, в которой из-за вечного молчания и угрюмого вида Павла мне было так одиноко последние месяцы. Все будет по-другому! Павел, я в этом ни одной секунды не сомневаюсь, будет счастлив, как счастлива я сама. У нас будет столько забот в ближайшие месяцы!
Одну комнату надо будет переделать в детскую. Я представляю себе, как мы с Пашей будем ходить по магазинам и подбирать веселые обои с мишками, или нет, с зайчатами. Как будем покупать кроватку и все-все, что нужно: пеленки, распашонки, малюсенькие ботиночки и курточки… Мне становится так хорошо и весело от этих мыслей, что я не выдерживаю и громко смеюсь. Взъерошенная ворона, сидящая на крыше чьего-то автомобиля, неодобрительно смотрит на меня и громко возмущенно каркает.
Наш сталинский двор серый и мокрый от стремительно тающего снега. Огромный полосатый соседский кот Василий дремлет, разомлев под весенним солнышком. Солнце везде: дрожит в грязных многочисленных лужах, в еще не намытых окнах, по мокрым крышам домов тоже скачут светло-желтые зайчики. Воробьи с шумом поднимаются в воздух – я вспугнула небольшую стайку забавных птичек, спокойно до моего появления возившихся у скамейки.