Испытуемый упорствовал — не раскрывал рта, за что и получал неожиданные удары и в корпус, и в голову, и по суставам. Он отлетал то в одну сторону, то в другую… валился с ног, корчился от боли, но сызнова вставал и, качаясь, шел, чтобы отведать командирского кулака. Томительный и необычный урок длился четверть часа.

— Ладно, будет с тебя, — сплюнул в сторону командир. — Но запомни, а лучше сделай на своем члене большую зарубку, чтоб вспоминал раз десять в сутки: воевать будешь как все — поблажек не жди. Замечу хитрость или трусость — самолично пристрелю в горах как приблудную собаку. А теперь всем завтракать и спать.

Спустя пару минут вся команда расположилась вокруг догоравших спиртовых таблеток и потягивала горячий чай из алюминиевых посудин. Заметив насмешливые взгляды, обращенные на угрюмого лейтенанта, майор чуть слышно пробормотал:

— Особо смешливые сейчас пойдут разогреваться во втором раунде…

Валерий Рощин специализируется на остросюжетном романе

Всякие улыбки тотчас слетели с лиц. Деловито захрустели галеты, несколько десантных ножей заскребли по жести консервных банок…

После скудной трапезы кто-то подпалил сигарету, кто-то сразу решил прикорнуть.

— Отдых до шестнадцати часов, — коротко распорядился старший, а сержант безо всяких напоминаний выставил дозоры — по одному бойцу устроилось по краям седловины, обозревать подходы к временному биваку.

Пристроив голову на жестком ранце, Топорков после долгой паузы обиженным голосом молвил:

— Ну… а если с вами что-нибудь случится во время операции?.. Что ж остальным-то делать, если цель не известна?

— Не случится. Зато, таким как ты, будет гораздо спокойней.

— Почему спокойней?

— Покуда не имеешь понятия, куда и зачем идешь — голова меньше болит. Это, во-первых. А во-вторых, попадешь в лапы какой-нибудь сволочи — сомневаться не придется: выдать ли под пытками товарищей вместе с планом или промолчать до наступления смерти.

— Наверно, вы правы, — вздохнул новичок и потрогал запекшуюся кровь на разбитой губе.

— Ты, погляжу, согрелся?

— Вроде того…

— Тогда спать. Ночь предстоит тяжелая.

Старший офицер искоса посмотрел на необстрелянного подчиненного и, чуть заметно улыбнувшись, прикрыл глаза. Испуганный, взъерошенный вид Топоркова напомнил ему собственную юность, проистекавшую в далеком Горбатове в самом начале диких девяностых и то, как сам из слабого тощего цыпленка превращался в бойцовского петуха…

Он долго не мог заснуть — в голове одна за другой всплывали картины двенадцатилетней давности. Майор нередко уносился мыслями в девяносто второй год, но с особенной частотой эти воспоминания стали тревожить сейчас — накануне долгожданного отпуска и встречи с теми, кто когда-то, сам того не подозревая, помогал чудесному перевоплощению инфантильного юноши в крепкого духом и телом мужчину…

Сначала сознание рисовало самые яркие, сочные эпизоды молодости. Потом уж, при желании, он мог раскопать в анналах памяти и мелкие детали, сопровождавшие те или иные приключения: драки, дерзкие вылазки, рэкет, стрелки и даже стрельбу. Но сейчас он в раздумьях вернулся к самому началу, к истокам своего перерождения…

Закрыв глаза, молодой мужчина заново прокручивал в памяти переезд семьи из старого центра в отдаленный микрорайон с теплым и светлым названием «Солнечный», выросший на бугристом городском отшибе. Потом жуткую драку с местными парнями у подъезда новой девятиэтажки, где предстояло отныне жить. Точнее не драку, а жестокое избиение — щуплого, длинноногого Павла Белозерова просто колотила четверка крепких пацанов. Вокруг заварушки носилась какая-то худенькая девчонка, подначивая дружков звонкими выкриками и беспрестанно обзывая Павла идиотским словцом «долбогрыз»… Неизвестно, чем закончилось бы дело, если бы юных хулиганов не отпугнула бригада грузчиков, таскавших из крытого грузовика чьи-то вещи.

Затем привиделось первое сентября в недавно отстроенной школе — последний год Павел должен был проучиться именно в ней. В памяти всплыло изумление от встречи в классе тех самых драчунов. Трое из них, включая голосистую девку, слыли второгодниками; лишь один — четвертый, кое-как успевал, переходил из класса в класс своевременно и был ровесником Белозерова. А пятый член молодежной группировки, как выяснилось позже, учился в каком-то забытом богом ПТУ…

Спустя неделю, затаившие злобу парни, устроили новичку провокацию — во время большой перемены толканули на огромный аквариум, украшавший холл на втором этаже школы. Аквариум не устоял — качнулся и ухнул на пол, разбившись вдребезги и разлив по полу литров триста воды.

Пашку затаскали к директору и даже хотели исключать — юнец не желал указывать на сообщников в акте вандализма. Честно говоря, «сообщников» он и не успел рассмотреть — просто ощутил сильнейший толчок в спину, потом «обнялся» с падающим аквариумом… Однако слуху удалось зафиксировать «фирменное» словцо ненавистной группы одноклассников. «Получай, долбогрыз!» — полетело ему вслед…

Спас отец — начальник цеха авиационного завода — пообещал директору и привез для школьной мастерской какой-то списанный, но вполне пригодный для работы редкий станок. Администрация школы оставила младшего Белозерова в покое, а бандитская шантрапа стала потихоньку приглядываться к однокласснику — слишком уж крепким оказался орешком, не взирая на щуплый вид.

А через неделю после гибели аквариума неожиданно состоялось их знакомство…

На выходе из школы, под огромным козырьком крыльца он неожиданно столкнулся со всей «крутой» компанией. Теперь к тройке пацанов и щупленькой девчонке присоединился и студент ПТУ — широколицый здоровяк; все пятеро двинулись дружной шеренгой навстречу новенькому. Сначала Пашка хотел обойти обидчиков, да те, словно сговорившись, перекрыли ступеньки и молча взяли его в тугое кольцо.

Он напрягся, сжал кулаки.

Драться он почти не умел, отступать было некуда, и Белозеров обречено приготовился, как и тремя неделями раньше, принять неравный бой…

Но драки не последовало. Вместо града ударов кто-то легонько шлепнул ладонью по плечу.

— Ты это… не обижайся за аквариум. Короче, не хотели мы, чтобы родителей твоих… к директору таскали, полоскали и прочее, — протянул руку коротко подстриженный, крепко сбитый парень с кривым боксерским носом. Глядя на новенького твердым взором, без неприязни и почти по-дружески, заводила представился: — Сергей Зубко. Можешь называть просто: Бритый.

«Ладно, чего уж строить из себя обиженного да неприступного?» — пожимая ладонь, подумал потерпевший.

— «Бритый» — это потому что каждое лето стригусь наголо, — уточнил одноклассник.

— Павел, — назвал себя Белозеров.

— Юрка Клавин. Или Клава, — хохотнул пэтэушник.

Он был таким же коренастым и плечистым, как Бритый, но с плоским широким лицом и с длинными, почти до плеч русыми волосами.