В детстве я жаждал опасности, и не по безрассудству, а потому, что все прочее навевало скуку. Я спрыгивал, откуда возможно, забирался, куда возможно, заключал пари с мальчишками, катался на коньках и съезжал с горки, плавал и переворачивался на лодках, порой рискуя жизнью. В шесть лет мы с Марком начали лазать по водосточным трубам и наблюдать за родителями с крыши на высоте двух-трех этажей. Вся наша жизнь состояла из преодоления трудностей. Безопасные, заведомо выполнимые задачи и занятия казались пустой тратой времени. Меня бесила способность некоторых сверстников спокойно сидеть весь учебный день, просто дыша и моргая, без настоятельной потребности вырваться на волю и исследовать мир, делать что-то новое, рисковать. Что творилось у них в головах? Разве можно изведать в классе нечто, хотя бы отдаленно напоминающее ощущения человека, летящего по склону холма на неуправляемом велосипеде?

Я был никудышным учеником, вечно глазеющим в окно или на часы в ожидании конца уроков. Учителя сначала ругали меня, потом стали наказывать и, наконец, игнорировать. Родители, офицер полиции и секретарша безуспешно пытались призвать нас с братом к порядку. Бо́льшую часть времени – после школы, до возвращения родителей с работы и утром в выходные дни, когда они отсыпались, – мы были предоставлены самим себе и вольны делать все, что захочется, а хотелось нам риска.

В старших классах я впервые занялся тем, что удавалось мне и одобрялось взрослыми, – стал специалистом-техником скорой помощи. Я пришел на медицинско-технические курсы, и оказалось, что мне хватает терпения, чтобы сидеть и учиться. Начав волонтером, я за несколько недель дорос до работы с полной занятостью и всю ночь проводил в машине скорой, не зная, с чем столкнусь в следующий раз: с огнестрельным ранением, сердечным приступом или переломом. Как-то раз я принял роды в социальном жилье: убогая постель с застиранными простынями, болтающаяся под потолком голая лампочка, гора грязной посуды в раковине. Головокружительное ощущение опасности в ситуациях, когда можно полагаться только на себя, опьяняло меня. Я решал вопросы жизни и смерти вместо изучения скучных – и, на мой взгляд, бессмысленных – школьных предметов. По утрам я часто ехал домой и ложился спать, вместо того чтобы идти в школу.

Школу я все-таки сумел кое-как окончить и начал посещать единственный колледж, куда меня взяли (не тот, в который собирался подать документы, что ярко характеризует мою способность к сосредоточению). Учеба в нем интересовала меня не больше, чем в старших классах, а для развлечений типа «спрыгнуть с крыши сарая» я стал староват. Место рискованных затей заняли вечеринки, но удовольствие было не то. Когда взрослые спросили, кем я хочу стать, я ответил: «Врачом». Записался на подготовительные курсы при медицинском колледже, но меня выгнали после первого семестра. Я просто тянул время, понимая, что пора чем-то заняться, а я понятия не имел чем.

Однажды я зашел в книжный магазин кампуса купить что-нибудь поесть – кроме литературы, там продавали сэндвичи. Одна книга приковала мое внимание. Казалось, слова на ее обложке ведут меня прямиком в будущее. «Парни что надо» – вот как она называлась. Я не был книгочеем – если в школе задавали что-нибудь прочитать, разве что пролистывал книгу, отчаянно скучая. Иногда заглядывал в хрестоматию и запоминал ровно столько, чтобы сдать тест, а иногда не утруждал себя и этим. В общем, редко я брал в руки книгу по своей воле, но эта чем-то меня привлекла.

Первая же строчка перенесла меня в зловоние дымящегося поля на авиационной базе ВМФ в Джексонвилле, где только что погиб, обгорев до неузнаваемости, молодой летчик-испытатель. Его самолет врезался в дерево, и «голова от удара треснула, как арбуз». Настолько захватывающего чтения мне прежде не попадалось. Происходящее казалось близким и знакомым, хотя я не понимал почему.

Я купил книгу и остаток дня провалялся в кровати в общежитии, читая с колотящимся сердцем, захваченный бешеной энергией текста Тома Вулфа. Меня покорило жизнеописание военных летчиков-испытателей, молодых асов, катапультирующихся из кабин самолетов, тестирующих недоработанные машины, налегающих на выпивку, – в общем, отчаянных сорвиголов.

Это был не просто интересный приключенческий роман, а руководство, рассказывающее, как прожить жизнь. Эти парни, летавшие на боевых реактивных самолетах, делали реальное дело в реальном мире. Некоторые стали астронавтами – это тоже реальное дело. Я понимал, что попасть на такую работу трудно, но кому-то удалось! Значит, это возможно. Меня в военных летчиках привлекло не то, что они «крутые», не особые качества, отличавшие эту горстку храбрецов. Меня манило преодоление невероятных трудностей, когда ты рискуешь жизнью и побеждаешь смерть, как в ночное дежурство на скорой помощи, если бы она перемещалась со скоростью звука. Взрослые, побуждавшие меня стать медиком, считали, что я хочу работать на скорой потому, что мне нравится мерить давление и фиксировать переломы, но меня в этой работе заводил азарт, борьба, неизведанное. В книге я нашел то, что и не чаял найти, – цель всей жизни. Поздним вечером я закрыл книгу другим человеком.

В последующие десятилетия меня многократно спрашивали, как начался мой путь в космос, и я отвечал – почти честно, – что в детстве увидел трансляцию высадки на Луну или запуск первого шаттла, но никогда не рассказывал о 18-летнем мальчишке в душной комнатенке общежития, зачарованном тугим, как сжатые пружины, повествованием о давно ушедших из жизни летчиках. Это и было начало.

В отряде подготовки астронавтов я от многих коллег слышал воспоминания из раннего детства, похожие на мои. О том, как они спустились в пижаме в гостиную, чтобы увидеть по телевизору высадку человека на Луну. Именно тогда большинство из них и решили когда-нибудь полететь в космос. В те времена нам обещали, что к 1975 г., к моему 11-летию, американцы побывают на Марсе. Мы отправили человека на Луну и теперь для нас все возможно! Затем НАСА лишилось большей части финансирования, и мечты о космосе с годами поблекли. Тем не менее нашему отряду была обещана роль первопроходцев в полете на Марс, о чем свидетельствовали даже шевроны на летных куртках: маленькая красная планета восходит над Луной и Землей. С тех пор НАСА приняло участие в сборке Международной космической станции – самом трудном предприятии в истории человечества. Слетать на Марс и обратно будет еще труднее, и я провел в космосе год – больше времени, чем займет полет к Марсу, – чтобы ответить на часть вопросов о том, как выжить в таком путешествии.

Как и в юные годы, риск – мой образ жизни. В моих детских воспоминаниях царят неподвластные человеку законы физики, стремление подняться выше, еще выше, бросить вызов гравитации. Астронавта подобные воспоминания, с одной стороны, тревожат, с другой – успокаивают. Всякий раз, рискуя собой, я выживал и возвращался. Всякий раз, подставив себя под удар, выходил сухим из воды.