А так как у нас в дивизии ракеты были оснащены ядерными боеголовками, то и нашу часть тоже взяли под контроль. Для этого приехала делегация из Министерства обороны, и нам было строго указано, не дергаться и выполнять указания американцев.

Командир дивизии застрелился на глазах у американцев и тех, кто приехал из министерства обороны.

Заместитель командира дивизии открыл огонь из табельного пистолета, убил полковника американского. Его расстреляли американцы. На месте. В порядке самообороны, и чтобы другим не повадно было в американских полковников стрелять.

Ну, следующим по штатному расписанию был я. Я отказался подписать бумаги. Это бы означало, что даже доступ на территорию части осуществлялся бы по разрешению американцев. Я не говорю уже про то, что обязан был передать ракеты, те боеголовки, что временно хранились в ракетно-технической базе американцам. Много чего еще я должен был подписать. Это равнозначно было капитуляции. Но я же офицер! Командир, а не кусок гудрона!

На меня орали и те, кто приехал из министерства и американцы, потрясая какими-то бумагами, мол, межправительственное соглашение. Плевать я хотел на все эти соглашения. Подтереться только ими в нужнике.

Грозили мне судом, увольнением. Я вызвал караул, потом вызвал всех офицеров и поставил задачу взять под охрану все не только объекты, но и подступы и к ним.

Чуть не поубивали друг друга. Наши бойцы заняли быстро заранее подготовленные позиции, американцы чуть позже подошли…

У каждого свой приказ.

Наши начали стрелять, америкосы — в ответ. Благо, что никого не зацепили. Американцы отступили. И оборудовали позиции недалеко. Американцы боятся открытого боестолкновения. Предпочитают воевать дистанционно, с помощью авиации, артиллерии.

По засекреченной связи, у военных она называется ЗАС, из штаба армии, из Москвы мне грозили всеми карами, вплоть до расстрела. Мол, я накаляю обстановку в мире. Что мне весь мир? Я присягу не всему миру давал, а России! Я — командир в своей дивизии и весь мир держу под прицелом ядерной кнопки.

Созвонился с другими дивизиями, там была такая же ситуация. Не пустили военные американцев к ядерному щиту Родины.

В Йошкар-Олинской дивизии, убили трех американцев, а командира полка из Москвы, что прибыл, для того чтобы принять дивизию под свое командование — взяли под арест. Офицерам из министерства обороны набили морду и сорвали с них полковничьи погона, посчитав, что они недостойны, носить звание русского офицера. М-да, были дела.

Старик выпустил струю дыма в потолок, предаваясь воспоминаниям.

Но американцам удалось взять под контроль главный штаб РВСН. И без команды на старт было бы сложно запустить ракеты. Они и так были нацелены на цель «0-0-0» — на Северный полюс.

Но все равно были у нас и иные маршруты запуска ракет — это американские города, их военные базы. А также были коды запуска для «акции возмездия», допустим, что в результате ядерного удара погиб бы генеральный штаб, и не поступает команды на запуск, тогда самостоятельно, автономно от других, командир принимает решение и вводит коды для запуска ракет, мстит за свою Родину.

Или еще того хуже, что погибли и те, кто должен был запустить ракеты, то тогда вылетают ракеты и летят через всю страну и передают коды на запуск самим ракетам, и те уже стартуют, летят к целям, чтобы отомстить. Для нас, русских, ракеты — это оружие возмездия, оружие обороны, а не нападения.

Мне поступил приказ, что я должен американцам передать коды запуска ракет и маршруты. Вот это уже было совсем плохо. Ракеты тогда становились просто «изделиями», а не грозным оружием.

Я спрятал коды и маршруты. Сидел в своем кабинете. Постелил на стол газету, достал бутылку водки, открыл банку армейской тушенки, ломоть черного хлеба, почистил головку чеснока и положил рядом с собой заряженный табельный пистолет.

Для себя решил, что выпью для храбрости и пущу пулю в висок. Потому что мне тогда казалось, что кончилась Великая Россия, нет больше страны, нет больше будущего. Если свои же командиры отдают приказ на капитуляцию. А я как офицер, не имею права сдавать своих подчиненных, но и приказ, тоже, вроде, как исполнить не могу. Поэтому мое самоубийство должно было стать уже десятым в части. Почти каждый день кто-то стрелялся. Не только офицеры или прапорщики, но и солдаты. Не могли понять, как это так все повернулось, что мы сдаемся, что нас сдают в плен наши командиры. Так не должно быть! Должен быть бой, а не сдача в плен! Пусть последний, кровавый, но не капитуляция! Не плен! А бой!

Я налил полный стакан водки с «горкой», это когда водка линзой, бугром становится над стаканом. Так наливают, когда обмывают звание офицерское. Кидают звездочку в стакан, и водку льют, не должен офицер пролить ни капли. Не должен. Точно также как не должен сдаваться в плен без боя. Если он офицер, конечно, а не перхоть подшкурная.

Также и я, налил себе полный, до краев стакан, и медленно, вытягивая губы трубочкой, потянулся к нему, поднося ко рту. Выпил. Ни капли не пролил. Есть опыт, недаром же до полковника дослужился!

Ножом выковырял большой кусок тушенки с застывшим желе. Положил на горбушку хлеба, закусил, съел пару зубков чеснока. Вытер руки о газету. Взял пистолет в руки. Вытащил обойму, еще раз посмотрел, как тускло отсвечивают свет смазанные маслом патроны, какой же тупой конец у пули! Был бы поострее, например, как у автомата, так, наверное, не так больно входило бы!

Обойму до щелчка вогнал в рукоять пистолета, передернул затвор, приставил пистолет к виску. Зажмурился. «Вот и я, Господи!» — только успел я подумать, как в дверь постучали. Это было так неожиданно! Я вздрогнул. Пот побежал по всему телу. Положил пистолет на стол, и прикрыл газетой скудную закуску и пистолет. Бутылку и стакан опустил на пол.

Продирая сухое горло я просипел:

— Входите.

Вошел часовой. Возле дверей офицеров штаба я выставил часовых, так… На всякий случай.

— Товарищ полковник! К вам майор американской армии.

— Зови. — я махнул рукой.

Принесла же нелегкая оккупанта не вовремя! По-человечьи уже и застрелиться не дают! Суки!

Вошел американский майор. Он был метис. Фамилия у него была Данилофф. Кто-то из русских давно сбежал в Штаты, там поменял фамилию. Довольно сносно Майк Данилофф говорил по-русски. Начальник особого отдела полковник Миненко сказал, что сей фрукт из РУМО — разведывательного управления министерства обороны. Мне, какая хрен разница, откуда он, хоть из ЦРУ, все они для меня враги — офицеры оккупационной армии.

За его спиной маячил американский пехотинец, в бронежилете, в каске, И охота им такую тяжесть таскать на себе!

Майор лихо вскинул руку к козырьку.

— Майор Данилофф.

— Чего надо? — буду я перед всякой сволочью в струнку вытягиваться.

— Я присяду? — он не дожидаясь ответа, видя мое дурное расположение духа, сам отодвинул стул, снял кепи и уселся.