Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если долго спать, проспишь все самое интересное, – сообщил отец и присел на край кровати.
Они очень любили друг друга. Иногда мама даже обижалась, считая, что ее отодвинули на второй план. Но Аня всегда находила слова, чтобы ее успокоить.
– Просто мы с папой на одной волне, – говорила она и целовала маму в щеку.
– Ну-ну… – вздыхала та и украдкой смахивала слезу.
А они и в самом деле были на одной волне. Анна, например, всегда точно знала, когда папа придет с работы. Тот же постоянно угадывал, чем ее порадовать. Он часто исхитрялся притащить что-нибудь вкусненькое, а ведь далеко не каждая семья могла похвастать продуктовым ассортиментом. Вернее, практически вся страна жила почти впроголодь, а папа умудрялся приносить апельсины и копченую колбасу. «Отхватил!» – говорил он в таких случаях и весело подмигивал. А мама тяжело вздыхала.
Аня не могла понять, почему мама не радуется возможности взять в рот ароматный кусочек колбаски и, закрыв глаза, наслаждаться неземным вкусом. Или положить на язык дольку апельсина и, нажав на нее зубами, ощутить на нёбе кисло-сладкий цитрусовый сок.
Пару раз она пыталась узнать, что же маму так расстраивает, но та лишь качала головой и переводила разговор на другую тему. Правда, папа тоже не стремился откровенничать с дочкой. Мало того, строго-настрого запрещал ей рассказывать подругам о продуктовых наборах, так радующих ее душу. Аня рано поняла, что в этой жизни есть некоторые вещи, о которых лучше помалкивать. Почему? Она и сама не знала, но какой-то безотчетный страх заставлял ее держать рот на замке.
– Сколько времени? – спросила Аня, сладко потягиваясь.
– Половина десятого, – усмехнулся отец. – Я уж было подумал, что ты прихворнула, раз до сих пор валяешься в постели.
– Ну как тебе не стыдно, Глеб? – возмутилась мама, заглядывая в комнату. – Девочка и так практически не спит! Дай ей отдохнуть как следует.
– А я разве не дал? – удивился отец. – Половина десятого! Эдак можно так себя расхолодить, что потом не соберешь.
Мама осуждающе покачала головой, но больше ничего не сказала.
– Как твои дела? – тихо спросил отец, так, чтобы не слышала мама. – Вигорский уже допустил тебя до операций?
– Пока я только готовлю инструменты, – так же тихонько ответила Аня. – Но очень скоро смогу бывать в операционной и наблюдать за его работой.
– Старайся, дочка. – Папа погладил ее по голове. – Только труд делает человека…
– …человеком, – закончила она. – Правда, мама так не считает. Для нее самое главное семья и дети. Не понимаю, как вы вообще нашли друг друга?
– Ты осуждаешь маму? – грозно спросил отец, а у самого в глазах запрыгали смешинки.
– Вовсе нет. Я ее очень люблю. Но мне всегда казалось, что брак должен опираться на схожие интересы и общность взглядов, а у вас все… слишком разно, что ли…
– Ты ошибаешься, дочка. Мы смотрим в одну и ту же сторону. Только по-разному.
– А разве так бывает?
– Конечно, бывает.
– И в чем же схожесть ваших суждений?
– Мы оба хотим, чтобы ты была счастлива! – Папа щелкнул ее по носу.
– А разве это может быть целью всей жизни? – удивилась Аня.
– Только это и может. Что для человека самое главное? Оставить после себя след. А самый яркий и значимый след – это ребенок, твое собственное продолжение. Ты – мое продолжение. И мамино. И мы оба тобой очень гордимся. Только я считаю, что тебе нужно больше работать, чтобы достичь результата, а мама, наоборот, хотела бы, чтобы ты сбавила обороты. Потому что волнуется за твое здоровье.
– Как странно ты говоришь, – задумчиво произнесла Анна. – Я раньше никогда об этом не задумывалась. А получается, что ты прав.
– Конечно, я прав. Если бы мама работала так же много, как я, разве бы мы с тобой могли двигаться к нашим целям? Нет. Потому что нам бы пришлось организовывать быт вместо того, чтобы заниматься работой.
– Какой ты умный, папочка!
Анна потянулась и поцеловала отца в колючую щеку.
– А ты вся в меня. Беги, умывайся, завтрак стынет…
Аня откинула одеяло и пошлепала в ванную.
Вот уже год ее семья жила в своей шикарной квартире на Берсеневской набережной, а она все не переставала удивляться этой роскоши. После барака с общей кухней и холодной водой, идущей по расписанию, просто не верилось этому счастью – жизни в собственной квартире со всеми удобствами, с широкой лестницей, с парадным и черным лифтами, а также с кинотеатром, магазинами, парикмахерской и спортзалом на первом этаже дома.
Она включила воду, и та веселой струйкой тут же потекла в белоснежную ванну. Надо же, прошел целый год, а ее все еще поражали чудеса цивилизации. Когда Аня сообщила своим знакомым, что перебирается в этот дом, то увидела самую разную реакцию. В чьих-то глазах прочитала неприкрытую зависть, в других – откровенный страх. Некоторые даже перестали с ней дружить, хотя раньше вполне мило общались. Особые разговоры вызвал десятый подъезд, в который перебралась их семья. Пашка Соболев точно что-то знал об этом подъезде, но на все расспросы отвечал неизменным молчанием. А потом и вовсе прекратил с ней разговаривать.
Аня пыталась выспросить причину такого его поведения у Пашкиных друзей, но те лишь недоуменно пожимали плечами. А потом она перестала обращать внимание на разговоры за своей спиной, посчитав их за черную зависть.
– Доча! Ты там уснула, что ли? – послышался голос отца.
Анна, быстро поплескав на лицо прохладную воду и наскоро утеревшись полотенцем, пошла на кухню.
На столе стояли тарелки, в которых дымилась горячая овсяная каша, на большом блюде лежали бутерброды с колбасой и сливочным маслом, в чашках розовело какао. Аня быстро шмыгнула на свое место и с удовольствием придвинула к себе кашу. Она всегда была непривередливой в еде, но когда выпадала возможность полакомиться чем-нибудь вкусненьким, никогда не отказывала себе в этом удовольствии.
– Папа, а ты по ночам ничего странного не слышишь? – вдруг решилась спросить девушка, положив рядом с тарелкой бутерброд.
– Что значит – странного? – нахмурился отец.
– Ну, шаги, постукивание…
– Нет… – медленно протянул он и положил на стол ложку. – А ты разве слышишь?
– Иногда.
– Когда это было в последний раз?
– Вчера. И позавчера тоже.
Мама бросила быстрый взгляд на мужа, и Аня насторожилась.
– Но ты не можешь ничего слышать, – неожиданно хриплым голосом произнес отец. – Стена твоей комнаты примыкает к шахте лифта.
– И тем не менее я слышала, – упрямо повторила Анна и с вызовом посмотрела на отца.
В глазах у того засветилась неприкрытая тревога.