Все это довольно радикально. Но я уверен, что медитацию нужно отделить от духовного самолюбования и расплывчатых фраз вроде «священные места», «божественная мать» и «сдерживать свои эмоции вам помогут любовь и нежность». Тогда она станет привлекательной для миллионов умных, современных скептиков, которые сейчас обходят ее стороной. Этого я и пытаюсь добиться своей книгой.

Если вы узнали себя в моем описании, вы, наверное, спросите: «Если я усмирю голос в моей голове, не потеряю ли я себя? И разве не нужно постоянно размышлять, чтобы добиться успеха?»

Последние 4 года я практиковал медитацию, работая в теленовостях – в условиях жесткой конкуренции. И я вам могу сказать, что это более чем возможно. Медитация даст вам новые преимущества – новые уровни концентрации, ясность мысли и психологическую устойчивость, с которой сложно состязаться. Как вы позже увидите, я на своем пути попал в несколько ловушек. Используя мой опыт, вы сможете их избежать.

Но я не хочу торопить события. Моя работа телерепортера была не только полигоном для медитации, она также подтолкнула меня к поискам. Без нее я бы не увидел в себе потребности в практике медитации. В самом центре разгоряченного мира теленовостей я дал своему голосу в голове войти в раж. Я был молодым, любопытным и амбициозным новичком, который взлетел на небеса, а потом был сброшен с них. Скоро вы увидите меня в худшем свете – еще в самом начале карьеры я попрощался со своим здравым смыслом. И это достигло предела в самый постыдный момент моей жизни.

Если верить рейтингу Нильсена, 5 019 000 человек видели, как я сошел с ума.

Это произошло 7 июня 2004 года в эфире передачи «Good Morning America[2]». На мне был мой любимый черный галстук с серебристыми полосками и толстый слой грима. По просьбе начальства я заменял моего коллегу Робина Робертса, ведущего новостей. Работа заключалась в том, чтобы в начале каждого часа выходить в эфир и читать последние новости.

Я сидел на месте Роберта, за маленьким столом на втором этаже стеклянной студии канала ABC на Таймс-сквер в Нью-Йорке. На другом конце комнаты был стол побольше, предназначенный для соведущих – добродушного Чарльза Гибсона и элегантной Дайаны Сойер.

Чарльз передал мне слово: «А сейчас мы переходим к Дэну Харрису, сидящему за столом новостей. Дэн?» И тут я должен был прочитать 6 коротких заголовков по 20 секунд, на которые операторы накладывают видеосюжеты.

Сначала все было хорошо. «Доброе утро, Чарли и Дайана, спасибо», – сказал я так, как это делают в утренних новостях – непринужденно, но твердо.

Но потом, во время второго заголовка, что-то внезапно выстрелило. Из ниоткуда в моей голове появился животный страх. Паралитическая волна паники прокатилась у меня по плечам, забралась на макушку и стекла на лицо. Мир вокруг сжался в одну точку, сердце поскакало галопом, во рту пересохло, а ладони мгновенно вспотели.

Я знал, что впереди еще 4 сюжета. Бесконечность. Спрятаться было негде – передать слово было некому, звуковых фрагментов или заставок не было, не было ни секунды, чтобы собраться и перевести дух.

Когда я перешел к третьему сюжету – про лекарства от холестерина – я начал терять способность говорить. Я глотал воздух и внутренне пытался перебороть волну ужаса. Ситуацию отнюдь не облегчало то, что мой провал транслировали в прямом эфире.

Ты на национальном телевидении.

Это происходит сейчас. Прямо сейчас.

У всех на глазах.

Сделай что-нибудь. СДЕЛАЙ же что-нибудь.

Борьба шла с переменным успехом. Дословная запись того, что я сказал, показывает, как я дошел до абсурда:

«По словам экспертов, принимая препарат Статин, снижающий уровень холестерина, в течение нескольких лет, можно также снизить риск развития рака. Однако еще рано… постепенно выписывать Статин для производства рака».

В этот момент, сразу после «производства рака», кровь отхлынула от моего искаженного нервным тиком лица. Я понял, что надо срочно что-то придумать.

* * *

Мой провал в прямом эфире был результатом чистой воды легкомыслия. В тот период жизни я думал только о продвижении и риске, в ущерб всему остальному. В конце концов все это выплеснулось мне прямо в лицо. Потеряв самообладание на национальном телевидении, я начал новую историю. И в ней снова было столько продвижения и риска, сколько я не увидел бы и за миллион лет. Помимо прочего, в ней фигурируют проповедник, хранящий свою тайну, непостижимый немец, твердящий о своем «пробуждении», индийский гуру с серебряным языком, группа немолодых евреев и целая бригада врачей-неврологов.

Это длинная цепочка безрассудств, которая берет начало с моего первого дня работы в ABC News 13 марта 2000 года.

Мне было 28. Я шел, напуганный, в неудачном двубортном пиджаке, через главный вход. В коридоре висели портреты таких телезвезд, как Питер Дженнингс, Дайана Сойер и Барбара Уолтерс (все они сейчас мои коллеги). По крутому в обоих смыслах эскалатору я поднялся в здание в районе Манхэттэна, его еще называют Верхний Вест-Сайд.

В тот день я спустился в подвал в неопрятный кабинет охраны, где меня сфотографировали для служебного пропуска. Я выглядел очень молодым на этой фотографии. Кто-то из коллег потом шутил, что если бы она была в полный рост, можно было бы видеть, что я держу воздушный шарик.

То, что я вообще попал в ABC, казалось каким-то недоразумением или даже жестокой шуткой. В течение предыдущих 7 лет я работал на износ в местных новостях, и моей мечтой было «пробиться на телесеть» – так называют это место за пределами высшей лиги. Однако я не думал, что это может случиться раньше, чем мне исполнится 40 и я буду выглядеть достаточно взрослым, чтобы водить автомобиль.

Я начал работать на телевидении сразу после колледжа, с неясной перспективой, которая не требовала от меня сложных расчетов и заключала в себе некоторый пафос. Мои родители были врачами, а я не имел ни талантов к этому, ни достаточного усердия для медицинской академии. Так что, несмотря на слабые попытки родителей меня отговорить, я устроился на станцию NBC в городе Бангор, штат Мэн. Это одна из самых маленьких телестанций, она находится на 154-м месте в рейтинге из возможных 210. Это была скорее подработка – за 5 с половиной долларов в час я должен был писать текст для ведущей новостей, а затем быть оператором во время передачи «Прямой эфир в 5:30». Начальник студии, который обучал меня в первый день, отвернулся от своей пишущей машинки и словно великую истину произнес: «Не очень-то гламурная работа». Он был прав. Писать про пожары на свалке покрышек и приближающиеся метели в деревенском Мэне было не очень здорово. Я даже не говорю о маленькой квартирке на первом этаже дома пожилой дамы, в которой я жил, и бургерах каждый вечер. Тем не менее телевидение мне сразу понравилось.