Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лохматый мажор по-прежнему стоял, беззастенчиво облокотившись на подголовник моего кресла, и что-то активно рассказывал двум симпатичным девушкам. Обе блондинки, обе одного типажа – как будто Скарлетт Йоханссон с Дженнифер Лоуренс рядом поставили. Красивые, но красота довольно типичная – в московском метро на красной ветке таких красоток в каждом вагоне иногда пальцев рук пересчитать не хватит.
Еще обе девушки даже с учетом шевелюры выше лохматого мажора, который полностью завладел их вниманием. Ну прямо сердцееед профессиональный: блондинки смотрели на него с обожанием и как раз сейчас громко и заразительно засмеялись после очередной шутки. Вот прямо ну очень натурально, лишь чуть-чуть переигрывая.
– Уважаемый, – тронул я парня за локоть.
Тот, удивившись столь бесцеремонному вмешательству, с крайним удивлением на меня обернулся. Глаза чуть навыкате, да и взгляд неприятный – как барин на холопа смотрит, буквально.
– Это же не теплый ламповый звук, приятель, – неожиданно сказал я, не сумев подавить резкую вспышку раздражения.
– Что? – крайне удивился лохматый мажор.
– Цифра, не аналог, ты разве не слышишь? – снова озадачил я его вопросом.
Одна из красивых девушек, кстати, прекрасно поняла о чем речь – бросила на меня короткий резкий взгляд, щеки ее мгновенно заалели. Я хотел было ей подмигнуть, но девушка уже отвернулась, показательно меня не замечая.
– Ты чего несешь, товарищ? С тобой все в порядке? – между тем поинтересовался у меня явно озадаченный лохматый сердцеед.
– Руку убери. Пожалуйста, – меняя тему, совсем другим голосом сказал я и показал на его локоть, лежащий на подголовнике моего кресла.
По-прежнему сохраняя крайне удивленный вид, мажор руку убрал и озадаченно поправил очки. Чувствуя внимательные взгляды остальной притихшей компании, смотрел он на меня теперь как на больного головой, причем делая это старательно-показательно. Всем видом демонстрируя, что не будь перед ним столь странный человек, так просто бы он просьбе не уступил.
– Спасибо, – сдержанно поблагодарил я и отвернулся.
Позади послышались вновь набирающие силу множественные голоса, судя по всему довольно громко и бесцеремонно обсуждающие мою персону – от компании молодежи произошедшее не укрылось. Мне было все равно – я уже не слушал.
Самолет между тем окончательно закончил рулежку и остановился, но трап пока не приезжал. Не, не трап будет, вон посадочный рукав подкатывают – заметил я мельтешение в иллюминаторах. В это время локоть лохматого мажора вновь оказался на подголовнике моего кресла, пару раз коснувшись моего затылка.
Ненавижу когда кто-то вот так нагло лезет в мое, как это называлось в моем мире, «личное пространство». Еще больше это напрягает, когда делается подобное явно специально.
Прикрыв глаза, я глубоко вздохнул, потом медленно выдохнул.
Сосчитал до десяти. Пока считал, по затылку локтем мне довольно ощутимо попало три раза. Снова глубоко вздохнул, подышал по схеме 4-7-8.
Спокойствие, только спокойствие. Я чужой, в чужом мире. У меня с собой приличная сумма денег и некоторые вещи не из этого мира, которые если привлекут внимание, могут вызвать вопросы. Например в подошве, в тайнике, несколько камешков на сотню тысяч рублей. Обнаружат если, будет неприятно.
Совсем сильно, впрочем, по этому поводу я не переживал. Здесь, в две тысяча двадцать третьем году не было Соединенных Штаты Америки, так что международный терроризм никто не экспортировал. И безопасность полетов, как и уровень досмотров, находились в удивительно непривычном для меня – по опыту иной реальности, состоянии.
При посадке в аэропорту на первый свой международный рейс в этом мире я еще подумал, что мог легко не только провезти с собой несколько бриллиантов, но и, наверное, оружие, причем безо всяких проблем. Нам сегодня даже завтрак подавали с нормальными металлическими приборами, что в моем старом мире и представить невозможно.
Кроме того, не хочу лишний раз паспорт показывать. Нет, паспорт получен легально, но вот новым человеком, приобретая непрожитые здесь двадцать лет, я становился с помощью мутной схемы в Узбекистане, это отдельная история. Так что не хочется лишний раз в поле зрения учетных систем показываться пока, особенно с перспективой административку получить за неподобающее поведение.
Параллельно этим мыслям наглый мажор еще пару раз специально ткнул мне локтем в голову. Я уже прекрасно понимаю, что он от меня ждет. Если обернусь, снова вежливо попросив убрать руку, студент спровоцирует всю свою компанию, попробовав сделать меня объектом коллективных насмешек – чтобы самому на первый план не выходить, сразу исчезнуть из фокуса внимания. Знаю я такую породу, очень хорошо: он просто сразу не сориентировался, а сейчас наверняка уже продумал как действовать.
В прошлой своей жизни – до тринадцати лет, когда мой отец неожиданно умер в СИЗО, я жил в Лондоне и учился в британской частной школе, так что прекрасно представляю, как залезть другим под кожу. Но потом, после смерти отца, я переехал к бабушке в Санкт-Петербург и доучивался уже в обычной общеобразовательной школе в Купчино. Так что отлично умею подобному противодействовать вне рамок принятых стандартов. Всесторонне развит, так сказать, в самых разных аспектах искусства многоуровневой дипломатии.
«У каждого из нас есть хороший план, но ровно до момента удара в зубы», – как говаривал старина Майк Тайсон.
Мажор между тем в очередной весьма ощутимо ткнул мне в голову локтем. Обиделся похоже. Раз в МГИМО учится значит неглупый, скорее всего догадался и про мой намек на цифровое звучание смеха девушек, и про то что они догадались что я имел ввиду. Определенно теперь яро реванша жаждет. Я еще раз вздохнул и прикрыл глаза, стараясь не обращать внимания на лохматого сердцееда, который уже чуть ли не навалился на меня, сознательно провоцируя.
«Нет-нет-нет, только не сейчас, не надо!» – мысленно взмолился я, чувствуя накатывающую волну абсолютного холода.
Вывести из себя студент меня все же сумел.
Вот только вспышки раздражения он не дождался. Потому что я, мягко говоря, немного отличаюсь от других людей. А если откровенно, то у меня присутствуют «психические отклонения от нормы»: в моменты, когда напряжение превышает условно-допустимые пределы, у меня словно тумблер перещелкивается.
К примеру, во время серьезной опасности на меня всегда накатывает практически абсолютное, ледяное спокойствие. Перед этим я могу серьезно нервничать, переживать и мандражировать, даже дрожать от страха. Но когда началось, все – никаких посторонних мыслей, мгновенная реакция и необычайная легкость в теле. Сейчас опасности никакой не было, но реакция
