— Нет, — засмеялась Киса, — это не яблоко! Не фрукт! Это… па… О! Папье-маше! Вспомнила. Яблоко вкусное, сочное, пахнет приятно. А от муляжа воняет клеем, он пачкается, у вас пальцы в краске. Разве вы фрукт держите? Это папье-маше!

Я прикусила губу. У Кисы конкретное мышление, и она права. Сейчас воспитательница положила на стол вовсе не сочное яблоко.

Валентина открыла рот, а Кисуля продолжала:

— Грушу я съем с удовольствием, а то, что вы достали, жевать не стану. И вам не стоит. Отравитесь.

— Кисонька, представь, что это настоящие фрукты, — сдавленным голосом попросила я, — скажи нам громко, как они называются?

— Это даже малыши знают, — засмеялась Киса, — банан, яблоко… Дальше надо?

— Спасибо, милая, — поблагодарила я и посмотрела на Валентину: — Первоклассница, которая справедливо говорит, что перед ней имитация из папье-маше, а не настоящие фрукты не может считаться ребенком с неразвитым интеллектом. Она просто забыла слово «папье-маше».

— Зато я хорошо помню, из чего его делают. Старые газеты или другая бумага, клей. Поэтому оно так противно пахнет, — заявила Киса.

— Ребенка надо показать психиатру, — не сдалась Горкина.

— Вас не устраивает правильное объяснение состава папье-маше? — уточнила я.

— Девочке требуется психиатр, — пошла вразнос Валентина, — я не могу оставить ее в кружке. Сумасшедшие агрессивны. На вопрос о родителях девочка сказала, что ее родная мать умерла, она живет у отца, а воспитывает ее лампа, которую Киса очень любит. Бред!

Киса подняла вилку, которой ела салат, и показала на меня:

— Верно. Она Лампа.

— Слышали? — торжествующе осведомилась Горкина. — Вы лампа! Здорово, да? Интересно, какая? Настольная, люстра, торшер? И, как больная, вилкой размахивает! Того и гляди глаза нам выколет!

— Уважаемая госпожа Горкина, — постаралась спокойно говорить я, — мое имя Евлампия, друзья и члены семьи называют меня просто Лампа. Родная мать Кисы, к сожалению, скончалась. Девочка — дочь моего мужа, я ее удочерила. Киса верно объяснила: ее воспитывает Лампа. Не электрическая. Не керосиновая. Не газовая. Просто имя такое. Ваши занятия мой ребенок посещать не станет. До свидания.

— Ну… я не знала… — забубнила Валентина, — побоялась, что сумасшедшая на кого-нибудь накинется… Но раз она с головой дружит, я допускаю ее в кружок. Пусть завтра…

— Валентина, — перебила я Горкину, — Киса к вам больше не придет!

— Занятия бесплатные.

— Спасибо, нет.

— Стоимость обучения азам искусства включена в путевку.

— Спасибо. Нет, — повторила я.

— Ребенок должен посещать центр!

— По какой причине? — изумилась я.

— Вы должны научить девочку ценить деньги. Раз мать их потратила, нужно получить знания.

— Извините, мы хотим пообедать, — отрезала я, — вдвоем.

Валентина встала.

— Из-за таких, как вы, страдают другие постояльцы. Дети должны находиться на огороженной территории центра. Иначе они бегают, орут, мешают нормальным людям отдыхать. От шума и гама у всех мигрень начинается.

Я встала.

— Кисонька, поехали домой. Поедим где-нибудь в ресторане.

Девочка вскочила, мы пошли к двери.

— В люксе поселились, так на всех им, богачам, плевать! — крикнула нам в спину воспитательница. — Детей эгоистами растят. Поплачете, когда она вам стакан воды перед смертью не подаст. Да уж поздно будет слезы лить-то.

Не успели мы войти в номер, как Киса кинулась к холодильнику и вытащила оттуда бутылку минералки.

— Держи, Лампуша.

— Спасибо, пить не хочется, — удивилась я, не понимая, с чего вдруг Киса решила меня напоить.

— Я всегда дам тебе стакан воды, — затараторила девочка, — и вообще все отдам. Хочешь мой пазл из пяти тысяч кусков?

— Ужас! Мне такой ни за что не сложить, — испугалась я.

— Я тебе обязательно с картинкой помогу, — заверила Киса. — Лампа, ты же не умрешь?

Я обняла ее.

— Нет.

— Никогда?

Есть вопросы, на которые не стоит давать честный ответ.

— Буду жить вечно!

Киса ухмыльнулась.

— Правда, воспитательница дура?

— Не надо грубо говорить о людях, — остановила я ее.

— Дурака нельзя называть дураком? — уточнила малышка.

— Нет, — после короткой паузы ответила я, — лучше найти более вежливые слова.

— И как вести себя с Валентиной Марковной? — поинтересовалась Киса. — Что произнести, если хочешь сказать: «Тетя, вы дура»?

Я вздохнула.

— Лучше промолчать, проглотить фразу.

Кисуля постучала себя по груди кулачком:

— А если внутри прямо вулкан кипит! Почему она меня умственно отсталой назвала?

Я опять обняла малышку.

— Думаю, ей надо объяснить так: «К сожалению, Валентина Марковна, вы склонны к поспешным выводам, которые делаете, не имея достаточного количества информации о человеке». В этом случае нет ни злобы, ни раздражения, есть лишь констатация факта.

— Констатация факта? — заморгала Кисуля. — Это что?

Я пустилась в объяснения.

— Если свинью назвать свиньей, а козу — козой, это не оскорбление. Коза и есть коза, свинья есть свинья. А вот когда козу обзывают свиньей…

Я открыла бутылку и стала пить прямо из горлышка. Чем старше становится Киса, тем более сложные вопросы она задает.

— Поняла! — подпрыгнула девочка. — Стол — он стол. Дура — она дура. Назвать дуру дурой это не обида, а констатация факта. Точка! Я пошла складывать вещи.

Весело распевая, Кисуля умчалась.

Я выдохнула. Молодец, Лампа, медаль тебе на грудь и денежное вознаграждение в придачу. Отлично объяснила девочке что к чему. Дура — она дура, и если ей это сказать, то не будет обидно. Гениальный вывод. И ведь я сама Кисе так заявила.

На стене пискнул домофон.

— Кто там? — спросила я, глядя на экран.

— Лиза Королева, — ответила молодая женщина, — одна из владелиц санатория. Разрешите войти?

Я нажала на кнопку.

— Простите, пожалуйста, — произнесла Елизавета, входя в номер, — мы с мамой просто в шоке. Валентина Марковна наш новый сотрудник. До нее у нас служила Сонечка, дети ее обожали. Но девушка вышла замуж, уехала в Питер. Горкину мне рекомендовал приятель, и вот какой конфуз получился! Знаю, как она с вами поговорила. Пожалуйста, не прерывайте свой отдых.