Поначалу были волнения. Но потом на галерах прибыло новое войско, нанятое Аргелином, и народ содрогнулся от прокатившейся волны чудовищных казней. Месяц назад в гавани вспыхнули несколько стихийных мятежей; стражники схватили и обезглавили пятьдесят человек, продали в рабство их жен, и после этого генерал стал символом жестокости, наводящим страх и вызывающим ненависть.

А если он узнает, что Мирани еще жива…

Она вдохнула внезапно появившийся пьянящий аромат жасмина и тревожно огляделась. Оказалось, что в стене за ее спиной была небольшая дверца. Створка приоткрылась, из темной щели выглянул любопытный глаз.

— Пожалуйста, — еле слышно шепнула Мирани. — Впустите меня.

Молчание. Потом дверь открылась.

Мирани, не мешкая, скользнула внутрь. Щелкнул засов. Темнота пахла кошками и ладаном; Мирани почувствовала, что рядом стоит женщина. Ее ладони коснулась рука, и хозяйка повела ее вверх по винтовой лестнице. Паутина щекотала лицо, под ногами хрустела песчаная пыль. Мирани догадалась, что ее ведут через подвальную кладовую, в которой сейчас стало нечего хранить. Она торопливо накинула на голову черную накидку, тщательно закрыв и лицо, оставила открытыми только глаза. Откуда ей знать, что это за люди?

Приоткрылась занавеска.

Она очутилась в залитой солнцем комнате. Яркие лучи, пробивающиеся сквозь решетчатые ставни, плясали на обшарпанных стенах причудливыми узорами. Комната была полна женщин. Они обернулись, окинув ее короткими взглядами, потом опять сгрудились у окна, как будто не желая пропустить зрелища, разворачивающегося на улице.

Девушка, которая привела ее, казалась не намного старше самой Мирани. Ее лицо было грубо размалевано тушью и румянами, грязные темные волосы сбились в клочья. За ее юбку цеплялся малыш.

— Нечего тебе гулять по площади, — тихо сказала девушка.

Мирани кивнула.

— Что происходит?

— Они собираются разрушить статую. Что же еще?

Мирани огляделась. В комнате стояли кушетки, разделенные хлипкими занавесями. На солнышке дремали три кошки. В углу была нарисована Царица Дождя; перед ней горели палочки из сандалового дерева. Девушка покачала головой.

— Он сошел с ума, — прошептала она.

Мирани подошла к окну. Женщины отстранились, пропуская ее. Почти все они были молодые, ярко накрашенные, в открытых платьях. Мирани поняла, в какой дом она попала, и почувствовала, как под черным покрывалом ее лицо залилось краской.

Тут появился Аргелин.

Он вышел из паланкина и, подняв голову, смотрел на статую. После смерти Гермии она в первый раз увидела его и подивилась произошедшей в нем перемене. Борода по-прежнему была тщательно ухожена, кираса сверкала начищенной бронзой, но глаза, взиравшие на Царицу Дождя, потускнели и запали; лицо осунулось, на нем застыла холодная ненависть.

Он отступил на шаг, отдал короткий приказ.

Люди схватились за веревки. Девушки вокруг Мирани прижали ладони к губам, кто-то зашептал молитву. Царица Дождя покачнулась. Ее рука еле заметно приподнялась к небу, отрешенное лицо в лучах солнца вздрогнуло. С плеч Царицы посыпалась пыль; там, куда впилась веревка, один из каменных пальцев треснул и упал на землю. Он был толщиной с мужскую руку.

На площади начали появляться люди. Но, выйдя из домов, они сразу же спешили забиться в тень, хотя над площадью уже повисло их зловещее молчание. Аргелин что-то крикнул, и солдаты поспешно огородили разрушенную статую двойной цепью. Встали лицами наружу, скрестили копья. В пыли сидел оглушенный старик; он, видимо, никак не мог осознать, что произошло. Наверное, он помнил эту статую всю свою жизнь, подумалось Мирани. И фонтан тоже.

Она мысленно сказала:

«Боги должны знать, что творится на земле. Ты наверняка это видишь. Сделай же что-нибудь».

Вместо ответа грянул гонг. Женщины дружно обернулись направо.

— Кто это? — шепотом спросила одна из них.

Из арки, ведущей к гавани, на площадь вышла процессия.

— Чиновники.

— От Императора?

— Из Города Мертвых.

Она легко узнала их. Главный бальзамировщик в белом, Надзиратель за гробницами, пятеро главных писцов, дворецкий Архона, Повелительница священных кошек.

— Они его остановят. — Одна из женщин постарше скрестила руки. — Обязательно. Не может же он и дальше скидывать все статуи.

— Он будет делать всё, что захочет, — тихо проговорила девушка рядом с Мирани. — Он убил Гласительницу. Бог проклял его, а заодно — и всех нас.

Мирани чуть-чуть приоткрыла ставню. Священнослужители направлялись к середине площади. Аргелин, стоявший как раз под окном, обернулся к ним. Через мгновение священнослужители поклонились ему. Белая мантия бальзамировщика подолом взметнула пыль, на бритых головах писцов был заметен выступивший пот.

— Это еще что? — спросил Аргелин. В его голосе слышалось больше веселья, чем раздражения.

Главный бальзамировщик облизал пересохшие губы. Он был очень толст, на мясистых пальцах блестели кольца.

— Господин генерал… — неуверенно начал он.

Аргелин растянул губы в стальной улыбке и поправил:

— Великий царь.

На долю секунды наступило молчание. Потом:

— Как изволите, господин.

Аргелин сделал шаг.

— Мало сказать — изволю. Приказываю. Ты же видел, Пармений, как меня короновали.

Мирани слышала об этом. Однажды Креон принес в гробницы новость: Аргелин объявил себя царем, увенчал голову серебряной диадемой, снятой со статуи Бога в Храме. Она помнила, как испугалась Ретия. И как разъярилась.

Рядом с бальзамировщиком стоял мальчик-слуга с опахалом. Аргелин жестом велел ему отойти. Тот торопливо попятился. Его хозяин залепетал:

— Великий царь. Да, конечно. Но я… мы… мы все — слуги мертвых. Мы хотим сказать…

А в нем есть храбрость, подумала Мирани. Старик протянул пухлую руку, и слуга поднес шкатулку. Бальзамировщик открыл ее. Женщины в один голос ахнули.

Даже отсюда было видно, как блестят в ней драгоценности. Бриллианты, без сомнения. Их отсветы плясали на лице Аргелина маленькими радугами. Глаза генерала сузились, но он не выказал удивления. Бальзамировщик достал небольшой свиток и крепко стиснул его золочеными пальцами.

— Великий царь! — Его голос дрожал от волнения. — Вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. Но мы не можем спокойно стоять рядом и смотреть. Мы молим вас… умоляем… проявить великодушие и отказаться от своих планов.

Старик кивнул, по его знаку все чиновники опустились на колени и низко поклонились, коснувшись лбами земли. Пышные наряды сковывали им движения. А Повелительница кошек с трудом дышала под маской с кошачьими усами.