Так они и познакомились. Позднее аптекарь, пан Ванек, имевший склонность к чтению, не раз заглядывал к пану Платону. И всякий раз он брал с собой подмастерье, разумно считая, что тот, следя за мудрой игрой в шахматы и слушая не менее мудрые речи двух начитанных людей, сам наберется ума-разума. Йошка же был невысокого мнения о библиотекаре, считая его недотепой, не умеющим достичь многочисленных материальных благ при дворе, как многие собравшиеся там маги и волшебники. Что ж, дорогой Читатель, простим Йошке эти воззрения незрелой молодости.

Йошке было чрезвычайно неприятно, что он столь позорно пал в прямом и переносном смысле слова в глазах своего старшего товарища. Он долго выговаривал ослику в длинное ухо грозные слова обещаемого возмездия, а затем столь же долго дулся на пана Платона, предпочитая не разговаривать с ним и односложно отвечать на вопросы, изредка задаваемые старшим товарищем и нынешним наставником. Но прекрасный солнечный день, изумительные виды, открывающиеся путникам, в конце концов сделали свое дело, и юноша заговорил, забыв про прежние надуманные обиды. Путники как раз проезжали мимо раскидистой яблони, росшей подле дороги, когда Йошка предложил пану Платону спешиться и немного перекусить в тени дерева. Ученый муж был не против, и путники, скоро спешившись, отпустили осликов пощипать травку, а сами уселись под яблоней.

Йошка хоть и слыл среди сверстников известным прохвостом, однако же был добрым юношей. Он расстелил перед Платоном Пражским чистую скатерть, на которой разложил съестные припасы: изрядный кусок окорока, выклянченный на кухне у дворцового повара, хорошенько прокопченный перед этим на крюке над углями, затем полкруга козьего сыра, к которому пан библиотекарь имел склонность, да еще краюху хлеба и вареный сладкий картофель. В угол скатерти была поставлена бутыль с пивом, оплетенная лозой специально для использования во время путешествия. Вслед за тем наши путники, наскоро воздав хвалу Господу за ниспосланный обед, предались трапезе. Пища, вроде бы и не изысканная, прямо-таки таяла на глазах. Всему виной был аппетит и молодой организм Йошки, который, взявши в одну руку здоровенный ломоть окорока, а другой ухвативши полкраюхи хлеба с возложенным на нее отрезанным куском сыра, набивал себе рот за двоих, тем более что библиотекарь ел мало, старательно и аккуратно отщипывая перстами кусочки от сыра и задумчиво посылая их в рот. Но Читателю надо знать, что юноша был чрезвычайно любопытен, так как по прошествии некоторого времени он спросил у устремившего вдаль взор свой библиотекаря, в чем же заключается конечная цель их путешествия.

— Неужто, пан Платон, мы едем в городок? — Тут Йошка назвал местность на севере Чехии, которую я, с позволения Читателя, опущу дабы не утруждать местных жителей излишним любопытством к истории их родного городка, тем более что времени прошло достаточно, чтобы все нижеизложенное успело уже забыться. Далее я намерен называть местность просто Городок.

— Неужто вас послали из-за того дела? — продолжал допытываться Йошка с набитым ртом, возвращая пана королевского библиотекаря из грез в реальность.

Платон погладил ладонью холеную бороду, смахивая с нее воображаемые сырные крошки, так как он не только ел чрезвычайно аккуратно, но не любил неопрятность в собственной внешности, и ответил, глядя на любопытствующего юношу, отданного ему другом-аптекарем в качестве помощника в это путешествие:

— Да.

Видя, что сей краткий ответ вряд ли удовлетворил любопытство Йошки, пан Платон счел должным более подробно изложить цель путешествия:

— Его Величество послал меня для расследования того дела, кое ты имел в виду.

Йошка захлопал длинными и пушистыми, как у девицы, ресницами. Удивительно, сказал он самому себе, как это наш мудрый король Рудольф, которого всегда отличали поступки, полные учености, послал для расследования такого важного дела со мной тихого библиотекаря? Тут Платон, словно бы догадавшись о том, что в эту минуту думал юноша, сказал:

— Его Величество решил, что именно я наиболее подхожу для сего расследования происшедшего в Городке необъяснимого явления.

Тут его внимание было отвлечено небольшой телегой, проезжавшей по дороге мимо них. Некий поселянин, загорелый и кряжистый, всю жизнь провозившийся в своих грядках, вез в город мешки с зерном. Поравнявшись с нашими путниками, крестьянин оглядел сидевших под яблоней пана Платона и Йошку и поклонился. Путники учтиво кивнули в ответ. Видя, что городские жители не сторонятся его, поселянин остановился, рванув поводья на себя. Тотчас же из-за вороха мешков высунулась милейшая мордашка и круглыми от любопытства глазами уставилась на пана Платона и его юного спутника.

— Простите, ученые паны, что я к вам обращаюсь и отвлекаю от трапезы, — молвил селянин, снимая старую грязную шапку и подходя к сидевшим под яблоней. — Позвольте спросить, нет ли среди вас, случаем, доктора?

Не успел пан Платон и рта раскрыть, как Йошка, напустивши на себя важный вид, строго спросил крестьянина, какого доктора он имеет в виду:

— Доктора богословия или же доктора юриспруденции? А может быть, доктора языков?

Поселянин замялся, тиская в грубых руках шапку.

— Нет, просто доктора.

Йошка так и прыснул в кулак. Он хотел уже было сказать, что среди них нет «просто доктора», как королевский библиотекарь прервал его:

— Тебе надо лекаря? Я могу тебе помочь.

Поселянин радостно закивал головой, устремив все свое внимание на ученого мужа.

— Не мне, дочке моей. — Он кивнул в сторону мордашки, испуганно таращившейся из-за мешков с зерном на незнакомцев. — Болеет она у меня, прямо беда. Вот я и решил ее в Прагу свезти, доктору показать.

Пан Платон внимательно посмотрел на девчонку.

— А мешки с зерном, стало быть, нужны для оплаты лечения? — предположил он.

Крестьянин тяжело вздохнул. Видно было, что ему очень уж не хотелось расставаться с добытым тяжелым трудом зерном, но здоровье дочери было для него дороже. Пан Платон легко поднялся, подошел к телеге и тщательно осмотрел девочку. Хотя в Европе еще и не закончилась волна чумы, истреблявшей целые города, однако же было видно, что библиотекарь не боится общаться с больной. Йошка также опасливо подошел к телеге и глянул на девочку. Ей не было на вид и семи лет. Выглядела девочка крайне болезненно, причем низ подбородка ее отливал желтизной.

— У твоей дочери желтуха, — констатировал пан королевский библиотекарь, оглядев ребенка. — Всему виной плохая печень и не более того. И что же, в твоей деревне нет ни одной бабки, которая знает травы и умеет ими пользоваться? — спросил он у смиренно стоявшего подле него крестьянина, все еще мнущего шапку в руках.

— Да как же нету. Есть. Да только нет у нее никаких сил вылечить мою дочку. Болеет, — беспомощно развел руками крестьянин.

— Да, странно, — пробурчал себе под нос библиотекарь, отойдя от телеги обратно к дереву.

В задумчивости оглядевшись, он внезапно задрал голову, заметив почти на самой верхушке прошлогоднее яблоко. Плод, переживший зиму и каким-то чудом избежавший жадных рук путников и птичьих клювов, висел высоко на ветке, радуясь солнечным лучам и чистому синему небу.