Но каким бы чудаком ни был отец Захария, никто не мог упрекнуть его в том, что он присваивает себе доходы общины или как-то иначе способствует личному обогащению или обогащению своей собственной семьи. Жил отец Захария скромно, а всю получаемую с полей и фермы прибыль честно делил между нуждающимися в помощи и поддержке. И тут единственным мерилом его щедрости была праведность самого просящего. Отец Захария был нетерпим к грешникам, не делая в том снисхождения и своим собственным отпрыскам.

Потому что у отца Захария, как у ветхозаветного священника, была семья — жена и многочисленное потомство. Сыновей у отца Захария было семеро, а дочерей на одну больше. Таким образом, он надежно обеспечил своему роду продолжение. Всех сыновей и дочерей отец Захария уже переженил, дал им дома и помог обустроить собственное хозяйство. И оставалось ему женить всего одного последнего своего сына.

Того, кто должен был остаться со стариком отцом и унаследовать его власть. Но также и того, который менее других был покорен отцовской воле, предпочел крестьянской жизни, покою и молитвам грешную и суетную городскую жизнь. И вот теперь младший сын возвращался, причем не один, а с невестой, которую ему отец не выбирал и про которую сын соизволил лишь сообщить, что ее зовут Анастасия и что они живут вместе уже пять лет, а теперь собираются наконец узаконить свои отношения.

Новость эта стала для отца Захария шокирующей. Нет, не о такой невесте мечтал он для своего сына. Не такую невестку ждала в дом его жена. Чужачка, склонившая их мальчика к блуду и греху, вот кем была будущая невестка в глазах этого почтенного, но, к сожалению, слишком сурового к недостаткам и грехам других человека.

Собираясь на знакомство с семьей своего мужа, Настя здорово нервничала. Все-таки увидит она их в первый раз. Как-то они к ней еще отнесутся? Ясности в этом вопросе никакой не было. Да и ехать к ним приходилось именно Насте, а значит, она заведомо окажется в невыгодном положении, перейдя играть на чужое поле.

— Обычно родня из провинции норовит в город выбраться, а у нас все наоборот получается, — жаловалась Настя своей двоюродной сестре — Лесе. — Ой как мне не хочется ехать в эту их Зубовку, если бы ты только знала!

— Боишься?

— Боюсь, — честно призналась Настя. — Уж наслышана я об их диких порядках. Лешка и то через это дело от своих родителей в город удрал. А теперь вот едем, обещали уже, ждут нас.

И, схватившись за голову, Настя вновь застонала:

— Как подумаю, что надо ехать, в животе прямо холодно становится. И тошнота к горлу подкатывает.

— Тошнит — это нормально. То есть не нормально, конечно, но в первом триместре такое случается.

Настя была беременна не первый раз, и сейчас она кивнула, соглашаясь:

— Да, сейчас у меня уже третий месяц. И тошнота стала заметно меньше. А как меня в первые дни выворачивало, даже вспоминать не хочется. Но сейчас-то меня тошнит не поэтому, а от страха. Я отца Лешкиного очень боюсь.

Лешей звали Настиного жениха, приятного, веселого и работящего молодого человека, который за эти годы всем пришелся ко двору, вот только его отец…

— Отец у него с конкретным задвигом, — жаловалась Настя. — Я даже не знаю, как он отреагирует на то, что мы уже давно живем вместе, а его благословения на то даже и не спросили.

— Вас Бог за него благословил, — улыбнулась Леся, кивая на плоский еще Настин живот, в котором тем не менее уже активно рос и развивался ребенок. — И разве дед может не обрадоваться будущему внуку или внучке?

— Ох, ты его просто не знаешь! Лешка говорит, если отец осерчает на кого шибко, так он и убить может.

— Убить? Что? В прямом смысле?

— Да.

— И многих он так положил? — невольно насторожилась Леся.

— Мне Лешка про двоих рассказывал. Но, возможно, есть и другие жертвы.

— И такой тип до сих пор на свободе?

— Так ведь доказательств никаких нету. Те люди от болезни умирали.

— Ах, от болезни! — с облегчением произнесла Леся. — Значит, твой будущий свекр к этому отношения не имеет.

— Нет, имеет! — упрямо произнесла Настя. — Это он их проклял, они и умерли.

— И кто это был?

— Одна женщина и один мужчина, которые посмели вслух хулить Бога и сомневаться в его силе. Вот отец их и проклял. И знаешь, кто были эти люди?

— Кто?

— Женщина — была родная сестра Леши, а мужчина — один из зятьев старика, муж другой его дочери.

— Близкая родня.

— Так он и их не пожалел. Проклял и из деревни выгнал. А на проповеди в тот день сказал, если сгнила одна ветвь, отсеки ее, дабы она не заразила своей болезнью все дерево. И что проклятым не жить, и чтобы никто не смел им помогать. В итоге сестра Лешки ушла из жизни через два месяца. А мужчина продержался чуть больше, но тоже долго не протянул.

— Это просто совпадение, — пожала плечами Леся, которая не верила в такого рода вещи. — То есть, может быть, раньше и случались такие сильные проклятия, а сейчас люди измельчали и проклятия их тоже жалкими сделались.

— Только не проклятия этого старика, — покачала головой Настя. — Лешка говорит, отец очень суровый. И я боюсь, боюсь к нему ехать! Вдруг я ему не понравлюсь?

— Да с чего ты ему не понравишься-то? Сына его ты обожаешь. Внука ему скоро родишь. В чем проблема-то?

— А Ванька? — спросила Настя шепотом. — Ты не забыла про Ваньку-то?

Ванькой звали старшего Настиного отпрыска, которому в этом году сравнялось уже восемь лет и который никак не мог решить, кого он хочет больше, чтобы принес ему аист. Братика или сестричку? По этому поводу Ванька исписывал своими каракулями бесчисленное количество писем к аисту, почти ежедневно меняя свое желание. И если бы где-нибудь существовал такой аист, который разносил бы по адресатам младенцев, то он давно бы уже сбился со счета и махнул крылом на такого непостоянного мальчишку, и вовсе никого бы Ванькиным родителям не принес.

— Ваньку мне, конечно, очень страшно с собой брать. Но так будет порядочнее. Если этот старикан такой благонравный, пусть уж он поймет, что я играю честно. Но сразу же предъявить ему Ваньку как своего сына я тоже не могу, боюсь гнева старика. И поэтому так решила, пусть старик сначала свыкнется с моим присутствием у него в поселке. А когда он поймет, что я человек хороший, верный, тогда я ему и скажу про Ваньку.

— Ну да, когда старик тебя полюбит, тогда и на наличие у тебя ребенка он закроет глаза.

— Да и не буду я Ваньку прятать, лучше… Лучше я тебе его отдам!

— Мне? — неприятно поразилась Леся. — Как это мне? Ребенка? Живого ребенка?

— А что? Ты не согласна?

— Нет, я… как бы тебе это помягче выразиться… У меня пока что есть опыт только с кошками.

В доме у Леси жили две кошки — Фантик и Фатима. Причем Фатима считалась собственностью Леси, а вот Фантик принадлежал ее подруге — Кире. И если обращению с кошками Леся была хорошо обучена, то дети оставались для нее тайной за семью печатями.