Из дальней комнатки донесся придушенный всхлип.

Мисс Ропер бросила на Джеймса укоризненный взгляд.

— Лиза старается, мистер Ормонд.

— Мало старается.

— Это несправедливо, поверьте, она способная девочка и работает не покладая рук. Просто вы ее пугаете.

— Не представляю, чем я ее пугаю.

Мисс Ропер с трудом перевела дыхание, ее глаза превратились в коричневые блюдца. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут снова зазвонил телефон, и она с явным облегчением повернулась, чтобы снять трубку.

Джеймс вернулся в кабинет, захлопнув за собой дверь. Похоже, они оба подошли к очень рискованному повороту в разговоре. Он сел за обтянутый зеленой кожей стол и взял доклад, который нужно было закончить до обеда. Он обладал способностью отключаться от окружающего и сосредоточивать все силы на работе, оставаясь при этом неизменно пунктуальным. Работа будет продолжаться точно до того момента, когда настанет время идти на встречу с сэром Чарлзом Стэндишем — одним из его директоров, с которым нужно обсудить доклад.

Чарлз одно время работал в фирме, которой они сейчас занимались, и потому может сообщить некоторые детали, которых нет в докладе. Джеймс предпочитал знать все о компании, относительно которой должен был принимать решение. В данном случае она могла оказаться лакомым кусочком для одного из крупнейших клиентов банка, который собирался купить контрольный пакет ее акций, но предварительно хотел узнать мнение Джеймса. Ошибиться было нельзя.

Пять минут спустя вошла мисс Ропер, неся кофе на серебряном подносе, и снова принялась бормотать извинения, наливая густой черный напиток из серебряного кофейника, унаследованного, как и поднос, от отца Джеймса.

— Я действительно очень сожалею, что вам помешали, — тихо сказала она. — Я знаю, как вы заняты на этой неделе.

Джеймс отмахнулся, не поднимая глаз.

— Вы только проследите, чтобы это не повторялось. Кто-то постоянно должен дежурить в приемной. Я плачу вам не для того, чтобы самому отвечать на звонки. Скоро вы захотите, чтобы я сам печатал письма!

— Вы не умеете печатать, мистер Ормонд.

Тут Джеймс все-таки поднял сузившиеся от гнева глаза.

— Вы решили пошутить, мисс Ропер? Или это следует расценивать как сарказм?

— Просто констатация факта, — сказала она самым мирным тоном и задержалась у стола, будто хотела добавить еще что-то.

— Да? — нетерпеливо спросил Джеймс.

— Звонит некая мисс Кирби. Она хочет говорить с вами.

Он нахмурился. Кирби? Фамилия казалась знакомой, но он не мог вспомнить, откуда.

— Пейшенс Кирби?

Мисс Ропер одарила его чуть ли не заговорщическим взглядом.

— Именно так, сэр. Пейшенс Кирби. Соединить ее с вами?

— Вы ее знаете?

— Я? — Секретарша опешила. — Нет, мистер Ормонд, я ее не знаю. Я думала, что вы знаете. — Взгляд ее потух.

— Нет, не знаю. Кто она?

— Я не спросила. Я подумала, что это личный разговор.

— Что навело вас на такую мысль?

— Мисс Кирби.

— В самом деле? Это меня не удивляет. Пока вас не было в офисе, я вынужден был ответить на звонок и тогда впервые услышал ее имя.

— Так соединить ее?

— Разумеется, нет. Выясните, чего она хочет, и разберитесь сами.

— Да, сэр. — Мисс Ропер вышла и закрыла дверь.

Джеймс взял чашку и отпил глоток кофе, не отрываясь от работы. Кофе был сварен по его вкусу — крепкий и ароматный. Он всегда пил кофе в этот час, и всегда из одной и той же чашки тончайшего белого фарфора с сине-золотым ободком. Викторианский сервиз принадлежал еще его отцу. Ни один из предметов хранящегося в стеклянном шкафу сервиза не был разбит, банковские служащие берегли его пуще глаза. Символ преемственности в банке, звено в цепи, связующей Джеймса с покойными отцом и дедом.

Он всегда выпивал две чашки и съедал один тонкий крекер из муки с отрубями. Он был человеком порядка, установленного давным-давно еще его отцом, ревнителем строгой дисциплины. Отец воспитывал сына будущим руководителем коммерческого банка «Ормонд и сыновья», где все должно было оставаться так, как заведено отцом Генри Ормонда лет семьдесят назад. Пусть сегодня у них были новые технологии и электронные чудеса, очень облегчавшие работу, — в прочих отношениях ничего не изменилось.

Их офис располагался в лондонском Сити, в нескольких минутах ходьбы от причудливых стен Тауэра. Из окна Джеймса открывался прекрасный вид на Темзу и панораму Лондона. Сияние золотых бликов на верхушке памятника Великому Пожару, который разрушил так много в старом городе Карла II; купол собора Святого Павла, разрывавший линию горизонта чуть поодаль, а ближе — тонкие шпили церквей восемнадцатого века меж стеклом и бетоном небоскребов конца века двадцатого.

Джеймс Ормонд редко любовался этим видом и едва ли замечал его, случайно обращая взгляд в окно. Он редко поднимал глаза от стола. Только когда разговаривал с кем-нибудь или выходил из кабинета. В восемь часов он всегда был уже за столом и предпочел бы, чтобы секретарша появлялась тогда же, но мисс Ропер жила с матерью, которую надо было накормить завтраком и усадить в кресло у окна, перед включенным телевизором. Она платила соседке, чтобы та пять дней в неделю заботилась о ее матери и убирала квартиру до прихода мисс Ропер с работы.

Джеймс предложил, чтобы соседка приходила утром на час раньше, но выяснилось, что той нужно сначала собрать в школу своих детей, накормить их завтраком и доставить к школьным воротам… Можно лишиться рассудка, пытаясь разобраться в том, как организуют свою жизнь женщины. Насколько все упростилось бы, убеди он мисс Ропер и ее соседку смотреть на жизнь его глазами. Но когда дело касалось домашних обязанностей, эти услужливые, благоразумные, практичные женщины становились непробиваемыми стенами, глухими к самым веским аргументам.

Телефон на его столе зазвонил, и Джеймс машинально протянул руку, чтобы снять трубку.

— Да?

— Мисс Уоллис, сэр, — сказала его секретарша официальным тоном, которым всегда говорила о Фионе. Джеймс прекрасно понимал, что мисс Ропер не любит Фиону, и подозревал, что враждебность была взаимной, хотя Фиона никогда не тратила энергию на тех, кто не угрожал ей. А вот мисс Ропер жужжала, как встревоженная оса, исполненная невысказанной неприязни.

Сегодня голос Фионы звучал вяло.

— Милый, мне так жаль, но я вынуждена отменить ужин. У меня снова эта жуткая мигрень.

— Сыр или шоколад?

Она тихо рассмеялась.

— Ты слишком хорошо меня знаешь!.. Сыр, милый, за ужином вчера с отцом. Я съела тончайший ломтик «бри». Он выглядел так соблазнительно, что я не устояла, и мне правда показалось, что на этот раз обойдется. Но — увы. Сегодня я чуть не слепну от мигрени.