Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если это так, то лучше было бы погибнуть прежде.
- Я пришел тебе кое-что сказать. Скоро мне уходить, так что… ты слушаешь?
Кендрик уставился на дверную ручку. Здравый рассудок - по ту сторону двери…
- Хорошо, слушаю.
- Не верь Харденбруку. Этот гад опасен. Слышишь меня? Опасен.
Кендрик распахнул дверь. Но не успел выйти, как почувствовал, что призрак Питера Мак-Кована подступил сзади вплотную. Тень сгустилась надверной панели, и будто кровь у него вдруг замерзла.
- Еще одно, пока ты не ушел. - Кендрик даже ощутил тепло от призрака, пивное дыхание у себя на шее. - Чтобы ты знал, что я пришел помочь. Перед стойкой стоит кожаный чемодан - загляни в него.
- Не понял.
- Недалеко от входной двери.
Тень шевельнулась, и Кендрик представил себе, как бледная рука тянет его назад. Он шагнул в дверь и быстро захлопнул ее за собой, достаточно громко, чтобы к нему обернулись сидевшие неподалеку клиенты. Не замечая их взглядов, он повернулся к двери, через которую сейчас прошел. Осторожно приоткрыл.
Никого.
Но ведь никого и не было? Он в этом не сомневался.
Бар «Святой в доспехах» был узким и длинным, с выходящими на улицу окнами в торце зала и стойкой, тянущейся почти от входа до темных ниш в глубине. Кендрик повернул влево, к передней секции.
Между самой стойкой и высокими окнами стояли на помосте столы со стульями. Вечерний наплыв еще не начался, и за столами никого не было. У крайнего стола возле самого окна стоял кожаный чемоданчик, а на столе - недопитый стакан, будто кто-то очень поспешно уходил, забыв о багаже.
«Это идиотизм». Пережить неприятную галлюцинацию - это само по себе достаточно плохо, но уж прислушиваться к ней - верх идиотизма. Кендрик отвернулся от стола и чемодана и зашагал к Малки, устроившемуся за стойкой в самом конце. Спертый жаркий воздух вонял табаком и выпивкой - приятный контраст с собачьим холодом улицы.
Малки таращился куда-то в пространство, руки скрестил на груди, клетчатая рубашка натянулась на круглом пузе, обнажив прихотливый узор пряжки ковбойского ремня. Этой пряжкой Малки очень дорожил, иодна из любимых историй дилера биотовара вертелась вокруг его первого и последнего визита в Лос-Анджелес, всего за несколько дней до того, как город внезапно перестал существовать. Маленький, кругленький, с редеющими блондинистыми волосами, зачесанными на неаккуратный прямой пробор, Малки не очень походил на жителя героического фронтира.
Кендрик сел рядом, иМалки приподнял брови, улыбнулся:
- Я уж думал, ты домой пошел.
- Оставь, Малки, что-то мне плохо. По-настоящему. Конечно, это ему примерещилось, что сердце остановилось. Смешно. Остановилось бы, так он уже был бы мертв.
Рука снова непроизвольно поднялась и прикоснуласьпальцамик груди. Малки вопросителъноподнялброви, иКендрик покачал головой:
- Даже не спрашивай. - Он чуть наклонил голову, поставив локти на стол, помассировал пальцами виски. Обернувшись на Малки, сумел вяло улыбнуться. - Похоже, начинаются галлюцинации.
Малки сел чуть прямее, иКендрику приятно было увидеть у него на лице выражение неподдельной заботы.
- Что случилось? Еще один приступ?
- Ага. Призраков теперь стал видеть.
Кендрик снова откинул голову, касаясь затылком прокуренных обоев, инебрежно пожал плечами - вроде как невелика важность.
Малки встревожился еще сильнее.
- Тебе нужно к Харденбруку, прямо сейчас. Это серьезно.
- Не похоже, чтобы это у меня была финальная стадия чего бы то ни было, - ответил Кендрик. - Вот, посмотри.
Кендрик оттянул воротник футболки и наклонился ближе, оглядев сидящих поблизости. Но никто на них не смотрел.
Морщины и выпуклости, покрывающие кожу на грудной клетке, были заметны, но только едва. Не было признаков резких рубцов, отмечающих лаборокрыса в терминальной стадии бесконтрольного роста усиления.
- Видишь? Так что не бери в голову.
Малки глянул сердито, пока Кендрик пробежался взглядом по прочим посетителям бара. В основном акцент был здесь, как следовало ожидать, американский. Когда он только приехал в Шотландию, легче было помнить лица, но за последние годы это стало невозможным - наплыв беженце в от гражданской войны из США.
- А каких призраков?
- Обыкновенных. Покойников.
Кендрик вспомнил о своем виски и взял стакан. Повертел в руках, жалея, что нет более надежного способа заглушить воспоминания, которые призрак («Галлюцинация», - поправил он себя) у него вызвал.
Малки покачал головой:
- Тогда не говорить надо, а действовать. Тебе нужно лечение. - Он коснулся руки Кендрика, подносящей ко рту стакан. - И неплохо бы до тех пор обойтись без этого.
- Бумаги мне все равно нужны, - неразборчиво ответил Кендрик. - Потому я здесь.
Указанные «бумаги» превращали его в адвоката, который погиб в аду Лос-Анджелеса, и потому не сможет протестовать против такого присвоения его жизни.
- Не беспокойся, все уже сделано.
- Спасибо.
- Не за что.
Малки испытующе глянул на него. Кендрик допил виски, приятное тепло разлилось в желудке.
- Послушай, я все равно завтра иду к Харденбруку, так что нет разницы - сейчас или тогда.
- Хорошо, признаю свое поражение. Так… чей призрак ты видел?
Кендрик раздраженно хмыкнул:
- Малки, ничего я не видел. Я вообразил, будто что-то вижу.
Алкоголь ощутимо сглаживал острые края мысли. Тем не менее Кендрик чувствовал, что балансирует на грани серьезного приступа паники. Может быть, если рассказать о недавнем переживании, удастся посмотреть на него объективно, отстранить от себя.
- Мне померещилось, будто я разговариваю с человеком, погибшим когда-то в Лабиринте. Когда я обернулся, он стоял передо мной, вот как ты сейчас. - Кендрик вздрогнул. - Плохо, что это ощущалось очень реально.
Малки, будто до него вдруг дошло, зажал себе рот рукой.
- Черт, блин, ты извини тогда. Наверняка это было трудно.
- Это было давно, - ответил Кендрик, повторив слова призрака.
Иллюзии, приступы… что же это может быть, как не далекое предвестие неумолимо подступающей смерти?
Он закрыл глаза, и шум бара вдруг стал далеким, приглушенным. В этой искусственной тишине Кендрик прислушался к стуку собственного сердца.
И ничего не услышал.
Но открыл глаза - и вот он сидит, все еще дышит, думает, явно живой. Значит, еще одна галлюцинация - ему представляется, что он мертвый, гулкий, безмолвный внутри.