И тут за арочным окном зала ожидания что-то полыхнуло: то ли милицейская мигалка, то ли молния. Молнии такой ранней весной быть не могло, а вот приезд милицейского УАЗика на вокзал был некстати. Бомж на всякий случай перекрестился, глядя на пришельца, и сел, чинно положив на колени заскорузлые ладони.

Мужчина проследовал мимо него бесшумно и плавно. Бомж накинул на плечи телогрейку, сдвинул на затылок замызганную ушанку с солдатской кокардой. Пышногрудая буфетчица попыталась отгадать, чего же закажет поздний гость. Обычно в ночное время спрашивали лишь спиртное и лишь потом интересовались закуской.

Мужчина подошел, взглянул в глаза буфетчицы и мягко произнес:

– Здравствуйте.

Буфетчица, растерявшись, трижды произнесла:

– Здравствуйте.., здравствуйте.., здравствуйте…

Мужчина скользнул взглядом по банкам, бутылкам, коробкам за спиной буфетчицы и так же тихо, как и здоровался, попросил:

– Кофе.

Буфетчица встрепенулась:

– Извините, кофе у нас, конечно, есть, растворимый, но нет кипятка.

По блестящему боку титана бежал таракан, крупный, породистый. Буфетчица закрыла его своим пышным телом, а затем резко, как каратист, нанесла удар локтем. Титан ответил гулом.

Металл еще хранил дневное тепло, и тараканы сбегались поближе к нему – погреться. Буфетчице даже показалось, что таракан пискнул. Локтем же она вытерла пятно на титане.

Мужчина стоял, глядя поверх головы женщины.

– Жаль, что придется пить холодный.

– Вам я разогрею, держу только для себя маленький кипятильник. Две минуты – и вода готова.

– Буду очень признателен, – мягким певучим голосом, от которого у буфетчицы заныло внутри, произнес ночной гость.

– Вода у нас из колодца, мягкая, в городе такой не сыщете.

Вода закипела. И если с другими посетителями буфетчица чувствовала себя существом высшего порядка, этаким демиургом, повелевающим всем вокзальным пространством, до которого в ночное время сжимался мир поселка, то рядом с предельно вежливым мужчиной она почувствовала себя грешницей, пришедшей в храм на исповедь. Даже язык, привычно произносящий брань, почему-то стал прилипать к небу, а на память сами собой приходили давно забытые любезные слова. Лицом и всем телом она демонстрировала знаки внимания, почерпнутые ею из «мыльных» сериалов.

Буфетчица схватила блюдце, принялась его протирать. Затем то же проделала с большой пол-литровой чашкой, в каких принято подавать бульон.

– Вам двойное кофе?

– Двойной, – поправляя ее, произнес мужчина. – Двойной не в смысле воды, а в смысле крепости. Пожалуйста, если можно, налейте вон в ту маленькую чашку.

Дрожащими руками буфетчица разорвала два пакетика «Nescafe» высыпала все до последней крупинки в чашку и, заморгав ясными голубыми глазами, посмотрела на посетителя:

– С сахаром?

– Без.

– Как пожелаете, – услужливо ответила буфетчица.

Властная, она, сама не зная почему, чувствовала себя перед незнакомцем не бесконечно могущественной хозяйкой Медной горы, а маленькой девочкой перед строгим школьным учителем, который все знает, может даже отгадать любую ее мысль, самую тайную, которую она и произнести не в состоянии.

Мужчина поставил блюдце с чашкой дымящегося кофе на ладонь, положил на стойку деньги и сказал:

– Я выйду на воздух.

– Конечно, пожалуйста, я же вижу, вы не украдете!

С чашкой, налитой до краев, не расплескав ни капли, он двинулся к двери, ведущей на перрон.

Массивная дверь высотой в два этажа легко открылась от прикосновения ладони. В зале ожидания остался терпкий аромат крепкого кофе, так в церкви после кадила остается смолистый запах ладана.

Держа на ладони чашку, мужчина стоял под порывами ветра, треплющего длинные волосы , и густую с проседью бороду, глядя не на приближающийся поезд, а на затянутое низкими облаками небо. Он смотрел так, словно видел сквозь них звезды.

Со скрежетом, лязгая буферами, у перрона остановился длинный состав. Над вагонами вился дымок. Из дверей выглядывали лишь проводники. Поезд спал. Только окна в последнем, почтовом вагоне ярко горели. Даже не откидывая подножку, на низкую платформу из него соскочили двое рослых молодых мужчин в камуфляжных брюках и тельняшках. Они были разогреты донельзя, не чувствовали ни дождя, ни холода, жадно хватали сырой прохладный воздух, как измученный жаждой человек хватает родниковую воду.

– Извини, земляк, – бросил один из них, задев локтем странного мужчину с чашкой кофе, – что за станция?

– Старый Бор.

Парень в тельняшке пожал плечами. Название ему ничего не говорило.

– Буфет работает?

– В зале.

И двое спецназовцев в тельняшках, сильно выпившие, но твердо стоявшие на ногах, рысью бросились к вокзалу. Они ворвались в зал ожидания так, словно у них в руках были автоматы и они проводили операцию захвата.

– Вон! – крикнул один из сержантов.

От этого крика буфетчица в страхе немного присела и втянула голову в плечи, а бомж, накрывшись телогрейкой, завалился на бок и притворился спящим, наблюдая, однако, сквозь маленькую дырочку за двумя подвыпившими ОМОНовцами.

– Водка только дорогая, – предвидя конфликт, предупредила буфетчица.

– Этого добра у нас хватает. Мать, порубать чего-нибудь найдется?

– Ребятки, вареные яйца устроят?

– Давай десяток. И колбасы два кольца. Пива, конечно, тоже нет?

– Днем все выпили.

– Чтоб они подавились, ваши алкоголики!

Парни в тельняшках вели себя странно.

На «дембелей» не походили, чувствовалось, люди выпили, но не с радости, а с горя, потому как хмель их не брал. Буфетчица, зная, что поезд стоит пять минут, работала быстро и расторопно, пакуя снедь и не забывая при этом на старомодных счетах подбивать костяшки. Калькулятору она не доверяла, хотя тот и стоял возле кассового аппарата.

– Куда путь держите, ребята?

– В Ельск.

– Домой.

– Чего такие невеселые? – бросила им вслед буфетчица.

Уже в дверях один из сержантов обернулся и недовольно бросил через плечо:

– Груз двести везем.

Поезд уже тронулся, ОМОНовцы побежали вдоль состава и ловко, даже не хватаясь за поручни, вскочили на высокую подножку почтового вагона. Напоследок они остужали лица, высунувшись из двери и продолжая прерванный походом в буфет разговор:

– ..и мужчины и женщины у них некрасивые, а дети словно звереныши. Ничего у них своего нет, оружием, и то нашим воюют, они всему от русских научились, сдохли бы без нас.