Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лангрен с трудом удерживал себя в седле. Он смутно помнил, как проехал деревню, в которой был утром, как тропинка начала петлять и становиться все меньше и меньше под напором дремучего леса, а потом окончательно погрузился во тьму беспамятства.
Глава 2
Хвоя. Запах хвои, тепло и уют. Он прижимался к теплому телу, а откуда-то сверху лилась дивная песня, самая лучшая в мире. Эта песня успокаивала самые большие страхи. Эта песня гасила самую сильную боль. Эта песня погружала в сон. Сладкий и спокойный сон, в котором не было места кошмарам. Лангрен не понимал ни слова, но слова тут были и не нужны. В ней говорилось, как она любит его. И осознание этого делало весь мир вокруг таким теплым и уютным. Он приникал к ней ближе и засыпал. А песня всё лилась, словно легкий шепот ветра, словно нежный шелест ветвей, словно тихое шуршание прибоя.
***
Лангрен открыл глаза. Вокруг было темно, тепло и пахло хвоей. Наверно этот запах и навеял его странные грезы. Он попытался встать, но не смог, слишком слаб. Он лежал в какой-то пещере на чем-то мягком. Сверху одеяло, но не из его поклажи. Когда глаза привыкли к темноте, Лангрен смог рассмотреть пещеру. Она была довольно просторной и сухой, у стены чернело что-то, видимо узел с его вещами. Интересно, секира на месте? И где конь? Впрочем, в пещере был ещё кто-то, кроме Лангрена. Некто приближался к нему легкими, еле слышными шагами. Лангрен с трудом повернул голову. Перед ним стояла высокая стройная девушка с густой копной волос на голове. Впрочем, они не смотрелись неряшливо, была в этой естественности своя красота. Она улыбнулась Лангрену и протянула кувшин с водой.
— Чтобы быстрее выздороветь, тебе нужно больше пить, — сказала она. Её голос мягко шелестел, словно ветви от утреннего ветра. Она говорила негромко, так что слова её не отражались от стен пещеры.
— Ты кто такая? — с трудом спросил Лангрен. Он чувствовал тяжесть по всему телу, будто его придавило кузнечной наковальней.
— Я Пина! — ответила девушка.
— Что это за место? Вы крестьяне? Отшельники? Разбойники?
— Здесь никого нет, кроме меня. Это пещера, где я живу. Попей воды.
Сколько раз Лангрен встречался с подобной ситуацией. Глухое место, человек, живущий в глубоком одиночестве, непонятно как добывающий себе пищу. Типичный оборотень, призрак или местный дух. Последнее было маловероятно. Лангрен хорошо знал местных духов, у одного даже останавливался по пути сюда. Он жил в большой реке, что текла к югу от этих мест, принимал облик то огромной усатой рыбы, то старика с водорослями вместо бороды, и считался начальником над всеми местными духами. И он в разговоре и словом ни обмолвился о том, что здесь могут быть его подопечные.
Призрака Лангрен бы тоже почувствовал, они не способны на настоящее превращение, они лишь порождают иллюзии, а это не скроешь от наметанного глаза. Значит, оборотень.
Угораздило же его потерять сознание в лесу! Он слаб, возможно, обездвижен её колдовством и полностью в её власти. Тем временем, Пина, встала на одно колено и поднесла кувшин с водой к его губам. Лангрен инстинктивно вдохнул запах жидкости в кувшине. Никаких посторонних запахов. Лангрен сделал несколько глотков. Обычная ключевая вода, слегка солоноватая. Но местная вода вся такая. Что же, дева-оборотень не убила его сразу, и не пытается отравить. Это даёт ему некоторый шанс выжить. Нужно только не подавать вида, что он знает о её сущности и раскрыть её замысел.
— Спасибо. Чем ты занимаешься здесь, Пина?
— Просто живу. Любуюсь морем. Разговариваю с деревьями.
— Я тоже люблю с ними разговаривать. Правда, они не отвечают.
— Нужно уметь слушать. Они шепчут, бывает, слишком тихо, а бывает, так шумят, что не разберешь, кто что говорит.
Лангрен теперь имел возможность рассмотреть своего врага поближе. На вид ей было чуть больше 20 лет. Волосы её были цвета рыжей охры. Светлое лицо, усеянное веснушками. Живые карие глаза, в которых блестели веселые искорки. На шее висело ожерелье из янтаря. Одета она была в обычное для местных женщин простое груботканое платье темного цвета и мягкие сапоги. Единственное отличие — распущенные волосы. Местные незамужние девушки собирают их в косы, а замужние прячут под головным убором, даже в доме. Но странно было не это. Вроде бы все естественно, но что-то оставалось в её жестах и мимике неуловимо нечеловеческое. Каждый оборотень, владей он хоть тысячей лиц, все равно чем-то выдает свою истинную сущность.
— А тебя как зовут? И чем ты занимаешь свою жизнь? — спросила она.
Лангрен внутренне сжался. Она наверняка видела его секиру, покрытую священными знаками, монашеский балахон, белый пояс из гривы Небесного Единорога. Если умеет читать на языке Неба, наверняка прочла его подорожное свидетельство. Она точно знает, что он из Ордена, просто хочет посмотреть на его реакцию. Хочет понять, догадался он или нет.
— Лангрен. Я из Белого Ордена, — ответил он, придав себе невозмутимый вид.
Он попытался увидеть какую-то реакцию на лице девушки, но она оставалась спокойна.
— Я знала одного из ваших, — сказала Пина, — но он был совсем другой.
Встретилась с Охотником и осталась в живых? Это значит лишь одно, она его прикончила. Все гораздо хуже, чем, кажется на первый взгляд.
— Каким он был? — спросил Лангрен, потихоньку пытаясь хоть немного сдвинуться с места. Но его тело отказывалось слушаться.
— Более властный. Более злой. И постарше тебя.
Везде одно и то же. Даже оборотни издеваются над ним. Да, Лангрену нет и 20, но на его счету почти сотня тварей. 83. Раптор был 83-м. Не всякий Охотник мог похвастаться этим в его возрасте.
— Ты злишься? — удивленно спросила Пина.
— Нет. С чего бы?
Ладно, пусть лучше недооценивает, это дает больше шансов на победу. Но со своей мимикой нужно что-то делать. Едва не выдал свои чувства.
— Я хорошо читаю
