Краешком глаза я замечаю то, чего вроде бы не должно быть, но есть, хотя бы на миг. На блошином рынке почерневший чайник оборачивается барсуком и спешит прочь, перебирая короткими лапками. Поздно ночью на подоконник детской на втором этаже, над китайской бакалейной лавочкой, напротив моей студии, опускается потерявшийся мальчик, и крошечная искорка пляшет у него над плечом, когда он заглядывает внутрь сквозь толстые стекла. Еще позже мне слышен приглушенный стук копыт по мостовой, и, выглянув в окно, я вижу страшного карлика, которого Кристи называет Долговязым, верхом на свинье Бригвин. Он спешит на ярмарку гоблинов и вертит в пальцах спутанные волосы, управляя ветром.

Да, и горгульи… Сидят на своих высоких насестах, притворяются каменными, а сами ведут долгие беседы с голубями и воронами. Я вижу, как они украдкой шевелятся и замирают, лукаво скосив глаза, стоит им заметить мой взгляд.

Но меня всегда отличало богатое воображение, и прошло много лет, прежде чем я осознала, что большинство людей не умеют видеть тех странных чудес, которые заметны мне. Я долго считала, что они видят, но не хотят признаваться.

Только беда с волшебством в том, что оно почти ни в чем не помогает. Когда дела плохи, мало проку с того, что ты замечаешь эльфов на свалке и ворон, которые умеют превращаться в девчонок и обратно. Нужного волшебства вечно не оказывается под рукой. Три желания, джинны в бутылках, семимильные сапоги, плащи-невидимки и прочее остаются в сказках, а здесь, в большом мире, нам приходится изворачиваться как умеем, своими силами.

3

Мир, когда я открываю глаза, весь размяк. Веки слипаются, в глазах словно песок, и все расплывается. Цвета тусклые, в ушах пробки. Я отдельно, а мое тело отдельно. Я это осознаю, но тело больше не хочет возвращаться ко мне. Оно расплывается, как и все остальное. И мне тоже не хочется возвращаться в свое тело, которое готово открыть для меня мир боли.

Я смутно ощущаю, что в носу у меня что-то вставлено. В руке игла капельницы. И руки-ноги тяжелые, как не знаю что.

Я понимаю, что, должно быть, я в больнице.

В больнице? С чего бы мне быть в больнице?

Я слышу тихий жалобный всхлип и понимаю, что всхлипываю я сама. Тут же перед глазами появляется огромное лицо. Черты его неясны. Постепенно лицо принимает обычные размеры, но все равно расплывается.

– С-софи?..

Не голос, а еле слышный шорох. Губы тоже меня больше не слушаются.

– Ох, Джилли, – говорит она.

От ее голоса у меня из ушей выскакивают пробки. Слух проясняется. Я должна ей что-то рассказать. Свой сон.

– Мне… как-то… чудно…

– Все будет хорошо, – говорит она.

Теперь я вспоминаю, что мне снилось. Головокружение и странные ощущения уходят или, пожалуй, отступают вдаль, словно я смотрю на них с обратного конца подзорной трубы. Я пробую сесть, но не могу даже приподнять голову. Но и это меня не тревожит.

– Я побывала там, – говорю я ей. – В Мабоне. Я наконец нашла дорогу в страну твоих снов.

Кажется, Софи готова заплакать. А ведь ей бы радоваться за меня. Мне всегда хотелось попасть туда, в ее мир-собор, где все выше, больше, ярче – величавее, чем здесь. Она во сне переносится в город Мабон и ведет там настоящую, очень увлекательную жизнь. Кристи называет это многосерийными снами, когда, засыпая, каждый раз возвращаешься на то же место, где проснулась накануне, но это не так просто. А как, никто из нас толком не понимает. Я всегда верила, что город существует на самом деле, а теперь знаю наверняка, потому что сама там побывала.

– Я тебя не нашла, – говорю я ей. – Бродила там целую вечность, но кого ни спросишь, все тебя знают, а где ты – сказать не могут.

– Я была здесь, – говорит Софи. – С тобой. В больнице.

Тут что-то непонятное.

– Я как раз думала об этом, – говорю я. – Кто заболел?

– Несчастный случай, – начинает Софи. – Какая-то машина…

Я отключаюсь. Машины мне не нравятся. С ними связано что-то плохое, только я не помню что.

– Джилли?

Я пытаюсь сосредоточиться на ее голосе, но во мне вдруг открывается огромная пустота, и меня затягивает в нее…

Вниз, вниз, вниз…

4

«Где же эта сиделка?» – думала Софи Этуаль, оглядываясь через плечо на дверь палаты Джилли. Кажется, прошло сто лет, как она нажала кнопку вызова.

Она снова повернулась к Джилли, смахнула влажную прядь со лба подруги. Джилли опять впала в беспамятство, но хоть дышала теперь нормально. Доктор говорил, что когда она выйдет из комы, то скорее всего снова потеряет сознание, но это будет больше похоже на сон. Только бы не оказалось, что она парализована.

Тот звонок три ночи назад – самый страшный из сбывшихся кошмаров. Джилли вечно бродила по городу в любое время дня и ночи, вовсе не думая об опасности. Софи всегда говорила, что рано или поздно она попадет в беду, но ей скорее представлялось нападение, а не такое: машина на улочке в Нижнем Кроуси сбила и даже не остановилась. Сколько раз Софи шутила, что за Джилли, должно быть, приглядывает ангел-хранитель. Ну если так оно и было, то ангел, верно, взял выходной или просто иссякло отпущенное Джилли везение.

Софи больно было смотреть на подругу. Джилли. Всегда живая, натянутая как струнка. Сейчас ее не узнать. Бледная, темнеет только синяк на лице, слева. Этим местом она ударилась об асфальт, когда падала. Врачам пришлось сбрить волосы над ухом, чтобы как следует очистить рану. Левая рука и правая нога в гипсе, а туловище стянуто бинтами, потому что ребра переломаны. От ноздрей тянутся трубки, подключенные к выводу централизованной подачи кислорода в стене. Другие трубки спускаются от пластикового мешка укрепленной на штативе капельницы. Провода связывают Джилли с аппаратами, которые столпились у кровати, словно зеваки, и переговариваются миганием лампочек и гудками. Тройная волна пробегает по экрану, отмечая ритм сердцебиения.

Софи здесь было не по себе. Она с Венди и другими подругами Джилли по очереди дежурили возле нее, пока она лежала в коме, и Софи была счастлива, что хоть чем-то может помочь. Но ей приходилось помнить, как странно ведут себя рядом с ней всякие механические и электронные приборы. Электронные часики у нее на руке выкидывали цифры словно наугад, а обычные часы начинали идти в обратную сторону. Как-то она умудрилась загубить Кристи жесткий диск, просто включив компьютер. Ее телевизор, не подключенный к кабельной сети, каким-то образом принимал программы кабельного телевидения. Оно бы и неплохо, если бы он к тому же не своевольничал со сменой программ.

Джилли, впервые услышав об этом свойстве Софи, тут же объявила, что подруга должна обязательно дать ему имя. Что-нибудь необычное и не слишком мрачное.

– Только не хватало заводить с ним дружбу, – возразила тогда Софи. – Чтоб оно ко мне навек привязалось?