Прочитав письмо, доставленное на серебряном подносе вместе с утренней почтой, Ливи почувствовала, как руки похолодели, а по коже поползли мурашки. Слепящая ледяная волна гнева поднялась в ней и ударила в грудь. Ливи замерла, глядя остановившимся взглядом на неровные, прыгающие строки и неразборчивую подпись внизу.

Она знала, что возвращаться в Лондон не следует, это будет ошибкой. Не зря ее одолевало недоброе предчувствие. Но едва ей удалось убедить отца отказаться от безумной мысли, что она вернется вместе с ним в город после пасхальных праздников, как в игру вступила бабушка. Почтенная леди не поддержала внучку, а заняла сторону графа, впервые с того дня, как браку Оливии настал конец.

Проклятый брак. Ливи ощутила, как желудок стянуло тугим узлом, а к горлу подступила желчь. Замужество Оливии стало самым громким скандалом минувшего года, затмив нашумевшую женитьбу ее бывшего деверя, который сбежал со своей невестой.

Дочери графа не пристало даже знать о существовании двоеженства, не то что оказаться вовлеченной в подобную историю. У Ливи по-прежнему не укладывалось в голове, что мужчина, которого они с отцом так придирчиво выбирали среди ее бесчисленных поклонников, оказался женатым. Да еще на дочери какого-то шотландского торговца ножами. Теперь эта особа благополучно жила в Канаде со своим вторым мужем.

Шелест газеты прервал горькие воспоминания Оливии, заставив ее поднять голову от оскорбительного письма. Отец смотрел на нее поверх полуопущенной «Морнинг пост». Ливи заставила себя поднести к губам чашку и сделать глоток. Остывший чай показался ей ледяным, нерастворенный сахар густо осел на дне чашки, и все же желудок удалось немного успокоить, горечь во рту исчезла.

– Плохие новости? – спросил граф, морща лоб и касаясь бровями края кричаще-яркого домашнего колпака из индийского шелка. Задержав взгляд на колпаке, Ливи невольно улыбнулась. Эта старомодная шапочка выглядела нелепо, не сочетаясь со строгим обликом графа, однако мать Оливии сшила ее сама незадолго до смерти, и отец преданно носил колпак в память о покойной жене.

Ливи покачала головой, наполняя чашку.

– Нет, просто деревенские сплетни от бабушки, – не задумываясь, солгала она. Ложь далась ей легко. Этому искусству она обучилась недавно, в силу необходимости. С тех пор как ее брак был признан недействительным, Оливия не могла говорить правдиво о своих чувствах. Даже с отцом. В особенности с ним.

Граф улыбнулся, его внимание мгновенно перенеслось на текущие новости. Ливи заметила у него на пальцах чернильные пятна. Верный знак, что отец оторвался от письменного стола, чтобы присоединиться к ней за завтраком в малой гостиной.

Филипп Карлоу обладал острым насмешливым умом. Он вел ожесточенные бои в парламенте и выигрывал кровопролитные битвы, не располагая иным оружием, кроме слова. Однако волшебником он не был. Граф не мог, подобно легендарным бардам прошлого, глаголом жечь сердца или песней обращать в бегство вражеские армии. А жаль, подумалось Оливии. Мистер Роуленд Девир, несомненно, заслуживал строгой отповеди за свое грязное предложение.

Разгладив письмо на столе, Ливи перечитала его, жадно впитывая каждое слово. Почерк Девира показался ей отвратительным. Перо его прыгало и дрожало, разбрызгивая чернила. Вдобавок с краю листка темнел бурый кружок, оставленный, по-видимому, бокалом с вином. Несколько слов расплылись неряшливыми пятнами, но предложение и заключавшееся в нем оскорбление читались отчетливо.

Девир желал выступить в роли жертвенного агнца и выражал готовность сгореть на погребальном костре ее брака. Всякая вдова должна с чего-то начать, рассуждал он. Так почему бы Оливии не начать с него? Самонадеянный мерзавец.

Ливи нерешительно повертела в руках кекс, отломила кусочек и намазала имбирным вареньем. Потом задумчиво отправила его в рот. Вот если бы она была вдовой… Вдовы пользуются полной свободой и делают, что им вздумается. Будь Ливи вдовой, она, пожалуй, сочла бы заманчивым подобное предложение. Роуленд Девир, смуглый, как цыган, и красивый, как падший ангел, мог бы сослужить неплохую службу вдове, желающей поразвлечься.

Однако в нынешних обстоятельствах… Нет, это невозможно. Девир и молодчики подобного сорта нужны ей сейчас меньше всего. А это только начало. Предупреждение. Выстрел в воздух. Отныне Оливия Карлоу – «гнилой товар», особа с подмоченной репутацией, и мужчины, некогда добивавшиеся одной ее улыбки, будут теперь осаждать ее толпами, позволяя себе вольности и рассчитывая на благосклонность, но предлагая взамен жалкие крохи. Вот что ее ожидает.

Ливи проглотила кусочек кекса и откусила еще, наслаждаясь острым вкусом имбиря. Роуленд Девир – напыщенный, самовлюбленный болван. За свою наглость он заслужил наказание. И не просто наказание, а суровую кару. Она заставит его поплатиться.

Ливи с улыбкой положила письмо в карман. Девир горько пожалеет о своем дерзком поступке. Мало того, его участь послужит назиданием остальным повесам. Оливия Карлоу знала, как укротить негодяя, обратив его бесстыдную выходку себе на пользу.

Когда Роуленд вошел в холл родительского дома на Беркли-сквер, там царила полная тишина. В воздухе веяло холодом. В отдалении послышался грохот раскрываемых ставней и рокочущий голос кухарки, распекающей судомойку. Приглушенные возгласы «погибло» и «неуклюжая», донесшиеся из кухни, поведали горестную историю о разбитой посуде и испорченном блюде.

Окунувшись в мягкий дремотный полумрак холла после слепящего блеска улиц, Роуленд испытал огромное облегчение. Ему удалось надеть туфли и выскользнуть из дома Вона незамеченным; свидетельницей его бегства оказалась одна лишь довольного вида служанка. Шляпа Роуленда, равно как и лента для волос, похоже, бесследно исчезли, однако его кошелек потяжелел на добрую сотню соверенов, так что потеря не слишком огорчила.

Эмерсон, дворецкий отца, приветствовал молодого господина, испуганно выпучив глаза, словно загнанный в угол пес. Бросив украдкой взгляд на закрытую дверь гостиной, он предостерегающе кивнул стоявшему в дальнем углу лакею, одетому в зеленую с черным ливрею, и услужливо протянул руку.

– Кажется, моя шляпа решила прогуляться и исчезла в ночи. – Роуленд пожал плечами. – Что поделаешь, таковы превратности войны.

Протянутая рука Эмерсона бессильно упала, так падает подстреленный в воздухе фазан.

– Господа уже позавтракали, но я могу предложить вам закуску, сэр, если вы голодны, – произнес дворецкий, не сводя глаз с закрытой двери. – Может быть, немного ветчины?

Желудок Роуленда болезненно сжался, протестуя.

– Нет, спасибо, не нужно. – Взгляд дворецкого скользнул по лицу Роуленда, но тотчас метнулся к двери в гостиную, словно притянутый магнитом. Девир недоуменно нахмурился. – Все в порядке, Эмерсон?

– Ее светлость принимает посетителя, – ответил дворецкий тем особым тоном, который обычно предвещал катастрофы вселенского масштаба или визиты особ королевской крови, что, по мнению Роуленда, означало примерно одно и то же. Но лакей в ливрее определенно не принадлежал к свите короля или принца.