Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Роуленд смерил задумчивым взглядом высокие, крепкие двойные двери. Если оставить в стороне таинственного лакея, наиболее вероятным источником неприятностей могла быть сестрица Марго. Недавно овдовев, она вернулась в Англию, готовая пуститься во все тяжкие. Последние десять лет она провела при французском дворе, в Версале, где любовные связи возведены в ранг искусства, а ее муж, граф де Корбевиль, снискал славу истинного виртуоза этой древнейшей игры.
Должно быть, это Марго. Кто же еще?
Забыв о головной боли, Роуленд отстранил Эмерсона и шагнул к двери, которая бесшумно распахнулась от одного легкого прикосновения. В гостиной матери повисла тишина. Она ударила Роуленду в уши, словно канонада.
Матушка выглядела так, будто проглотила жабу и та застряла у нее в горле. Ее губы беззвучно двигались, а уложенные согласно моде седеющие волосы дрожали, вздымая легкие, сияющие облачка пудры, похожие на танцующие в утренних лучах пылинки.
Напротив графини сидела леди Оливия Карлоу. Женщина, чье доброе имя стало предметом пари, улыбнулась при виде Роуленда, не выказывая и тени гнева или укора. Чуть в стороне, возле окна, сквозь которое широким потоком врывался солнечный свет, устроилась в кресле сестрица Марго, одетая в глубокий траур. В неподвижных, словно оцепенелых руках она сжимала рукоделие. Лицо ее не выражало ровным счетом ничего, что, судя по всему, требовало немалого искусства.
Недоброе предчувствие заставило Роуленда похолодеть. Леди Оливия снова улыбнулась, в ее улыбке сквозило нечто хищное, опасное. Роуленд тотчас узнал эту гримасу, он не раз видел ее на лице своей сестры. Леди жаждала крови.
Графине Моубрей удалось наконец подавить приступ удушья, она жадно схватила ртом воздух, отчаянно пытаясь собраться с мыслями.
– Простите, дорогая. Не понимаю… я не вполне… вы уверены, что здесь нет никакой ошибки?
– Не думаю, – проворковала леди Оливия пугающе любезным тоном. – Но вот и ваш сын. Уверена, он тотчас разъяснит это недоразумение.
Последнее слово леди Карлоу произнесла с нажимом, будто подчеркивая некий тайный его смысл, и тревога Роуленда сменилась паникой. Черт побери, что он натворил минувшей ночью? Проклятие, во что его втянул Тейн, будь он неладен? Леди Оливия никак не могла знать о пари, но даже если Тейн вздумал подставить Роуленду подножку, рассказав ей о споре, да вдобавок ухитрился сделать это нынче утром, зачем бы леди Карлоу бежать к его матери и выкладывать грязную сплетню?
Роуленд посмотрел на сестру в надежде, что та хотя бы намекнет, о чем идет речь, но Марго и бровью не повела, старательно притворяясь, будто занята вышиванием. Она склонилась над пяльцами, пряча глаза, однако на губах ее играла довольная усмешка. Марго откровенно наслаждалась маленькой драмой, разыгрывавшейся в гостиной матери, и это не предвещало ничего доброго.
Поднявшись с кресла, леди Оливия направилась к Роуленду. Синие глаза ее на бледном лице полыхали грозным огнем. Их ледяной взгляд пригвоздил Девира к полу. Розовые губы леди Карлоу изогнулись в улыбке, один уголок рта приподнялся чуть выше другого. Она выглядела слишком самодовольной, уверенной в себе, несокрушимой. Кто знает, к каким уловкам прибегла эта женщина, чтобы выведать правду, но она явно прознала о затеянной Роулендом игре и намеревалась нанести ответный удар.
– Мистер Девир, – ее рука скользнула в узкую прорезь кармана платья и извлекла маленький, аккуратно сложенный листок бумаги, – вы писали или не писали минувшим вечером это очаровательное послание с предложением вступить в брак?
Она протянула письмо, смерив Роуленда строгим, повелительным взглядом. Он выхватил из ее пальцев злополучный листок и перечитал неровные, прыгающие строки, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. Леди Оливия впилась в него глазами, на лице ее читались властность и непреклонность. Однажды Роуленду довелось увидеть кобру, ее доставили из Индии на празднество герцогини, чтобы позабавить гостей. Взгляд этой ядовитой твари таил в себе меньше угрозы, чем неподвижный взор леди Оливии, устремленный на него.
– Возможно, – надменно вскинув голову, проговорила леди Карлоу, – леди Моубрей пожелает взглянуть на письмо и рассудить, верно ли я расценила ваше предложение.
Роуленд судорожно сглотнул, стараясь собрать разбегающиеся мысли. Что за игру она затеяла? Неужели леди Оливия действительно хочет выйти за него замуж? Это какая-то бессмыслица. Он всего лишь младший сын, его положение весьма скромно, а доход ничтожен. Он не обладает ни властью, ни громким титулом, способным развеять удушливый запах скандала, окутавший леди Карлоу. Ей нужен лорд, чтобы очистить свое имя. На ее месте Роуленд нацелился бы по меньшей мере на герцога. И выбрал бы особу королевской крови.
– В этом нет нужды, – произнес он сдавленным голосом, складывая записку, нацарапанную спьяну, вероятно, на исходе ночи. Ему страстно хотелось смять в кулаке проклятый листок и швырнуть его в огонь. Друзья позволили ему совершить эту безумную глупость, возможно, даже подстрекали его. Мерзавцы. – Мои намерения выражены вполне ясно, а предложение искренне.
– Я так и подумала. – Выдернув письмо из окоченелых пальцев Роуленда, леди Оливия спрятала его в карман. Улыбка на ее лице сменилась злобной усмешкой торжества. – Быть может, вы проводите меня до дома, когда мы с вашей матушкой допьем чай?
– Да, Роуленд, – взволнованно заговорила графиня. – Тебе следует немедленно встретиться с лордом Арлингтоном. Где это видано, делать предложение молодой леди, не побеседовав прежде с ее отцом?
В голосе леди Моубрей слышался страх и негодование, словно оскорбление нанесли ей, а не отцу леди Оливии. Возможно, она надеялась, что лорд Арлингтон не даст своего согласия на брак дочери и спасет Роуленда от неминуемого скандала.
Леди Оливия прикрыла ладонью рот, насмешливо глядя Роуленду в глаза. Откровенный испуг графини явно доставил ей удовольствие. Леди Моубрей перевела взгляд на сына, лицо ее отражало смущение и тревогу.
– Я сама себе хозяйка, – возразила леди Оливия, снова усаживаясь в кресло и расправляя пышные шелковые юбки. Она казалась довольной, словно Панч, который только что одержал победу над Джуди[1], осыпав ее градом тумаков и затрещин. – Но полагаю, мой отец разделяет чувства вашей матушки. Уверена, он хотел бы соблюсти все эти мелкие формальности, принятые в цивилизованном обществе, которые отличают нас от дикарей.
Неспешно идя рядом с Девиром, Ливи чувствовала, как напряжена его рука под ее ладонью. Он напоминал молодого жеребца, которого тянут в конюшню, когда ему хочется побегать на воле. Ливи теснее прильнула к нему, притворившись, что споткнулась. Девир, не сбившись с шага, мгновенно пришел ей на помощь. Безупречный джентльмен и повеса в одном лице. А может быть, две стороны его натуры берут в нем верх попеременно? Днем он джентльмен, а ночью – шалопай и распутник?