— Почему ты так уверен? — спросил Макеев.

— Потому что у него невралгия. Рука самопроизвольно дергается. Скорее всего, правая.

— У Митина тремор после травмы! — заявила Ольга Витальевна.

— Он часто у вас бывает?

— Да каждый день. Сегодня, правда, не был. На выписку вроде бы идет, да, Юрий Дмитриевич?

Макеев промолчал, не меняясь в лице. Он не помнил, что там с Митиным, а ведь должен был владеть информацией. Заведующий отделением мог просто кивнуть, соглашаясь с процедурной сестрой, но вдруг та ошибалась? Поэтому Юрий Дмитриевич выбрал нейтральное молчание, в котором содержались и «да», и «нет».

— Глянуть бы на этого Митина, — сказал Игнат.

— Четырнадцатая палата, — подсказала Ольга Витальевна.

В больничном коридоре пахло лекарствами, хлорамином, а еще больше — новым пластиком и свежей краской. Ремонт был сделан везде, даже в палатах.

Дверь в палату Ольга Витальевна открыла по-хозяйски, размашисто.

Она переступила через порог и разорвала тишину трубным голосом:

— Митин, на процедуры!

С койки стал подниматься сухонький мужчина лет пятидесяти в больничной пижаме на два, если не на три размера больше положенного. Игнат обратил внимание на брюки, которые тому пришлось подвернуть снизу.

Рукава на куртке тоже были завернуты. Но удлинить их ничего не стоило, чтобы использовать концы как перчатки. Или как тряпку, которой можно было стереть пальчики с крючка Фанабефа.

— Так я уже вроде бы все, — сказал мужчина.

Игнат заметил, как от волнения у него дернулась правая рука.

— Снимите, пожалуйста, брюки, — попросил он.

— Прямо здесь клизму будете ставить? — осведомился круглоносый толстяк с койки по соседству.

— Зачем? — Митин напряженно смотрел на Каратаева.

Он решал, нужно ли ему подчиняться какому-то охраннику.

— Снимай, тебе говорят!

Исход противостояния решила Ольга Витальевна. Она рявкнула на него, и Митин покорно снял брюки.

Сначала Игнат развернул загибы на штанинах и заметил там крупицы хлорамина. Затем он обратил внимание на паука, вытатуированного на правой ноге. Наколка старая, топорной лагерной работы.

— Откуда паучок? — возвращая брюки, спросил Игнат.

— Да так, в молодости баловался.

— Наркоман?

— Нет! — вскинулся Митин.

— Значит, вор. Паук вниз ползет, а не вверх. Завязал с этим делом?

Мужчина ничего не сказал, поджал губы и красноречиво глянул на Игната. Да, в лагере он был, срок мотал, но действительно завязал с воровством.

— А если завязал, зачем тогда лопатник дернул?

— Какой лопатник? — Митин опустил голову и вонзил в Игната взгляд, пущенный исподлобья.

— Порошок у тебя в штанах. Ты его просыпал, когда сумку вычищал. Да и пальчики на инструменте оставил, когда дверцу отжимал.

— Не было ничего. — Митин стух, отвел глаза в сторону.

— С Ольгой Вячеславовной договаривайся. Если она тебя простит, завтра домой уйдешь, если нет, за решеткой ночевать будешь.

— Если все вернет, прощу, — заявила женщина.

— А я пойду звонить в полицию, — сказал Игнат, поворачиваясь к мужчине спиной. — Пока не ушел, думай. — Он шагнул к двери, открыл ее.

— Хорошо! — не выдержал Митин. — Отдам все!

Игнат кивнул, не оборачиваясь. Не станет он вызывать полицию. Пусть это делает Ольга Вячеславовна, если ей это нужно.

Раскрытое дело его не воодушевляло. Во-первых, ничего серьезного, во-вторых, все равно.

Боевой задор в нем давно угас. Не было интереса к жизни. Так, вялое апатичное существование в режиме автопилота. Отходил смену, вернулся домой, выспался, потом снова на вахту. Так последние шесть месяцев. До этого было еще хуже — водка утром и вечером на протяжении полутора лет. С тех пор как в автокатастрофе погибли его жена и дочь. С того дня его жизнь остановилась.

Из органов он уволился, когда у него появилась Татьяна. Потом ее не стало, и Игнат свалился в штопор. Он вывел себя из этого крутого пике, но летел теперь низко-низко над землей. Даже волочился.

Последнее время в медицину вбухивались большие деньги. В больницу завозилась новая техника. У нечистых на руку людей появлялось искушение на этом поживиться. Плюс наркотические препараты, личные вещи сотрудников и пациентов.

Все это требовало охраны. Опять же пропускной режим. Работы немало, но, в принципе, ничего серьезного. Здесь не было той изматывающей круговерти, как на службе в органах. Да Игнату она и не требовалась. Ему бы смену отстоять — и домой, готовиться к новой скучной вахте.

Больница большая, на каждом этаже пост охраны. Под наблюдением у Игната сразу три отделения — реанимации, нейрохирургии, неврологии. Большую часть рабочего времени он сидел за пультом, но и обход территории — святое дело.

Игнат как раз собирался заняться этим, когда со стороны лестницы появился Макеев.

— Коротков?.. — с добродушной барской улыбкой спросил он.

— Каратаев. — Игнат скучно глянул на него.

— Ты раньше в полиции служил?

Игнат апатично кивнул и так же флегматично глянул на мужчину в светлом летнем костюме, который подходил к Макееву со спины, собираясь положить ему руку на плечо.

Рослый, статный. На вид лет тридцать пять. Высокий лоб, осмысленный взгляд, черты лица четкие, правильные, нос небольшой, с горбинкой, как у человека с творческим подходом к решению сложных проблем. Волосы не густые, но вспушенные, чтобы скрыть намечающиеся залысины.

Лицо гладко выбрито, костюм дорогой, с иголочки, туфли чистые, новые, но все равно улавливалась некоторая помятость. Еще Игната смутил запах одеколона. Вроде бы и неплохой, но нестойкий, малонасыщенный.

— Служил, — подтвердил Игнат и отвел взгляд от незнакомца.

Этот мужчина пришел с Макеевым. Значит, охраннику не должно быть до него никакого дела.

— Я так вчера и подумал. Быстро ты Митина раскрутил. — Макеев поощрительно улыбнулся.

Игнат вяло пожал плечами. Ему все равно, хвалят его или нет, лишь бы только не ругали.

— Тут у нас девушка в нейрохирургию поступила, — сказал Макеев.

— Нужно провести частное расследование, — продолжил мужчина. — Узнать, что с ней произошло.

— Этим занимаются частные детективные агентства.

— Я вам заплачу, — сказал мужчина.

Он смотрел на Игната внимательно, как будто изучал его. А может, подтверждал свое мнение, сложившееся о нем.

— Хорошо, — неожиданно для себя согласился Игнат.