И захлопнулся теми строчками двадцатый век…

Одним словом, выскочил я из кабинета Игорушкина вслед за старшим следователем и затоптался за его спиной, переваривая полученное задание и не зная, что делать. Кумир мой и идол, похоже, был не в лучшем состоянии, по крайней мере обо мне он вовсе забыл. Очутившись в коридоре, Федонин, не дойдя до своего кабинета, повернул к открытому балкону, словно за глотком свежего воздуха, отдышался, покряхтел у перил и судорожно захлопал себя по карманам, а отыскав портсигар, выгреб его из штанин и жадно закурил, вскинув глаза в прозрачную небесную высь, ища там спасение. А ведь он бросил! И за редкой папироской потянуться заставить его могла лишь особая, крайняя нужда!

Проняло Павла Никифоровича. Что же я о себе стану толковать? Шеф поставил такую задачку, что как говорится!..

– В общем, – повернулся наконец Федонин, сумрачно прокашлялся, словно поперхнулся коварной костью, и слеза в глазах, – поди туда, не знамо куда, но принеси то, не знамо что. Так получается?

Я кроссвордов не любитель и только пожал плечами. К тому же работал-то всего ничего. Я в этой конторе только принюхивался, можно сказать, и притирался, ожидая из любого угла подвоха. А особенно от разлюбезного Павла Никифоровича. Ещё не забылась история с гордецом Яковом Готляром, которому вместо уголовного дела старый лис кирпич в портфель сунул. И сдул спесь с орла. Но это другая история…

– Ну что же, тогда, как учили люди поумнее нас?..

Я терялся в догадках, кого он имел в виду, но глазом не моргнул, слушал.

– Будем начинать сначала?

Это и звучало вопросом, и выглядело не гениально, но было уже кое-что.

– Задача у тебя, Палыч…

Я чуть было не поперхнулся и глаза вытаращил – начинают сбываться мои опасения.

– Не дёргайся, как карась на сковородке, – прищурился он на меня. – Я же за старшего в нашей, так сказать, только что созданной следственной группе?

– Какая группа? Вы, Павел Никифорович, несколько агравируете.

– Подразделение! – назидательно подвёл он большой палец к моему носу. – По раскрытию, так сказать… инцидента, может быть, исторического значения… Взял бы блокнотик, что ли. Ты и у шефа сидел, как у тёщи на блинах.

Я на него от души покосился – сам-то он не лучше там выглядел. Но смолчал, пусть, думаю, покуражится, раз начал. Поглядим, чем всё кончится.

– Значит, так… в архивах пороешься. Поднять, посмотреть надо будет, что сохранилось с тех героических времён. Уголовное дело, конечно, изучишь от корки до корки, расстрельное же дело, такие дела вечного хранения… Заглянешь, так сказать, свежим глазом в тот революционный период нашей великой страны. Покопайся в материалах этого… самого! Как его?

– Атарбекова, – буркнул я совсем невесело. – Только кто мне позволит?

– Что?

– Это ж тогдашняя Чека! Хлеще нашего КГБ.

– Хуже, боец, – помрачнел Федонин, мне показалось, он оглянулся по сторонам, ёжась весь, будто на него морозом лютым дохнуло с летнего небушка. – Я тех времён не застал, а ты и подавно. Это, брат, особый отдел такой был…

Он помолчал, воздуха набирая, и медленно договорил, значительно приостанавливаясь время от времени:

– Особый отдел… южной группы войск… армии Восточного фронта… нашего края. Наделённый, кстати, чрезвычайными полномочиями. К стенке за пустяк могли поставить любого. Одно слово того Атарбекова знаешь чего стоило? Встречные в подворотне прятались, когда он по улице шёл. Борода чёрная и маузер по коленке хлоп, хлоп. Председателем был того отдела. Ущучил?

Я слышал, что Павел Никифорович увлекался военными мемуарами. Сам-то он воевал мало из-за ранения ноги, а о Жукове и его маршалах все книжки собрал, равного ему в этой теме не находилось, но чтобы он и здесь силён!.. Я зря язык не высовывал, я поёживался по другой причине – вот она, знаменитая сущность федонинская! Совсем неуютно сделалось мне под иглами его пронзительных глаз. Куда уж там сумеречной фигуре беспощадного чекиста в кожаной тужурке с допотопным наганом. Тут ближе опасность. Умеет старший следователь прикидываться телёнком, а потом раскалывать матёрых хищников. Но меня-то он чего пытает? Переспрашивать взялся, будто и не слышал раньше ничего такого… Я зло скосился на его ботинки – лучше б новые завёл, стоптал все каблуки, косолапит толстяк. Старший следователь называется! И щётку они у него давно забыли. Им бы по-хорошему этого самого гуталина пару банок на каждый нос. Ишь, черевички! Фик-фок на каждый бок!

– Вот, вот, – набычился я. – Меня к этим архивам на пушечный выстрел не подпустят.

– Не понял, боец?

Свято чтя первую заповедь сыщика – избавься от дела, иначе оно доконает потом, – я продолжал гнуть своё:

– У них всё сверхсекретно. И за семью печатями.

– Письмо дам.

– Им ваше письмо!.. – я постарался с интонацией.

– А вот здесь ты не прав, Палыч.

«Чего это он сменил тактику? Сейчас снова мухлевать начнёт, старый лис», – я подозрительно изучал лицо старшего следователя. Федонин укоризненно покачал головой, поморщился, но вдруг закончил игру, не докурив, жёстко смял папироску:

– В бумагах прошлого действительно вряд ли отыщем то, чего до нас уже искали. Но толк есть. Нам нужны факты. Отправные моменты. Был ли вообще тот диковинный крест? Найти документальные упоминания об этой архиерейской реликвии. Напрестольный алмазный крест самого убиенного Митрофана!.. Это тебе не фитюлька какая! Он большую историческую значимость имеет. Почему его раньше нас с тобой не нашли?.. А денежный эквивалент?..

Он так и выговорил, повторив без запинки:

– Это же целое состояние!

– Церковные архивы придётся ворошить!.. А туда как попасть?

– Может, и придётся, – не то поморщился, не то ухмыльнулся старший следователь и подморгнул, урезонивая. – Впервой, что ли, Палыч?

– В моей практике не было.

– И я в этих делах без навыка, – хмыкнул он опять, но радости в его глазах я не заметил. – Не боги, так сказать… не им одним с теми горшками возиться… Должна быть о том архиерейском кресте бумага. Я, вон, со своими вороватыми жучками вожусь, перстни, запонки, другие бирюльки с них снимаю при аресте, такие длиннющие ведомости к протоколу обыска составляю!.. А то – бесценная реликвия! Ну, ставили к стенке заговорщиков, ну, было, видать, за что, но и бумага на ту ценность должна быть… Поэтому нам её следует очень тщательно поискать. Описание того креста необходимо знать. Как он выглядел? Что за алмазы? И были ли? А то ведь фантазии такие разыгрываются у людей! Я, вон…

– После стольких событий, нескольких войн? – тянул я нудным голосом, не унимаясь. – Город наш и горел, и бомбили его, а ворья сколько! Живых-то не осталось.

– Петрович дал мне вот списочек, – Федонин помахал перед моим носом запиской. – Это, брат, почти вещественное доказательство. Список составил живой человек. И живых, конечно, сюда включил своею собственной рукой.