Изменения в этой области начались в эпоху Реформации, утвердившей право на знания для всех людей. В 1530 году в Виттенберге открылась школа для девочек. В Женеве мальчики и девочки получали бесплатное начальное образование. Такая же ситуация была в Голландии: начиная с трехлетнего возраста все мальчики и девочки четыре года ходили в начальную школу, где их учили читать, писать, считать и толковать Библию. Однако следующий этап — Латинская школа с шестилетним курсом обучения, где преподавали латинский и греческий языки, логику, риторику, готовя к поступлению в университет, — был предназначен только для мальчиков. Девочки из богатых семей, если хотели получить классическое образование, могли заниматься с домашними учителями.

Не все женщины были готовы смириться с таким положением дел. «Настало время, чтобы суровые законы мужчин более не препятствовали женщинам заниматься науками и образованием, и мне кажется, что имеющие такую возможность должны использовать свои дарования к обучению девушек, чтобы показать мужчинам, как они неправы, лишая нас этого блага и этой чести», — писала французская поэтесса Луиза Лабе (1524–1566) в предисловии к сборнику своих произведений (1555). Дочь и жена канатчиков, она стала хозяйкой литературного салона и написала три элегии и 24 сонета. Луиза жила в Лионе, во Франции, а в местном университете впервые внедрили систему смешанного обучения, открыв его двери перед девушками.

В 1678 году венецианка Елена Лукреция Корнаро Пископия (1646–1684) стала первой женщиной с университетским дипломом, получив докторскую степень на философском факультете в Падуе. Надо сказать, что в этом достижении большая заслуга ее тщеславного отца, демонстрировавшего способную дочь знакомым, точно какую-нибудь диковинку на ярмарке, и нанимавшего для нее самых лучших учителей. Сама же Елена в 1665 году, в 19 лет, поселилась в бенедиктинском монастыре, впрочем, не принимая пострига; это обеспечивало ей спокойную уединенную жизнь, но не налагало ограничений, связанных с монастырскими обетами. К двадцати трем годам девушка знала латынь, греческий, древнееврейский и испанский языки, основы естественных наук и философии. Прославившись в Италии, она была принята в академии Падуи, Рима, Сиены, Брешии и Венеции. Слава о ней перешагнула Апеннины: в 1670 году кардинал Фридрих из Гессен-Дармштадта советовался с ней по вопросам стереометрии, а в 1677-м французский кардинал Эмманюэль де Бульон устроил диспут с участием Елены и двух маститых ученых, которых она привела в восхищение.

Семья Корнаро была древней и знатной, она дала Венеции четырех дожей, поэтому с отцом Елены в обществе считались. После того как ученая девица с честью выступила на публичном диспуте по философии в Венеции на латинском и греческом языках, ее отец пожелал, чтобы Падуанский университет присвоил ей степень доктора богословия, но столкнулся с противодействием местного епископа, бывшего канцлером университета, а потому обладавшего правом решать такие вопросы. Кардинал Григорий Барбариго считал, что предоставить женщине степень доктора значит выставить себя на посмешище. После долгих споров пришли к компромиссу: 25 июня 1678 года Елена Корнаро защитила диссертацию по философии и была принята в Коллегию врачей и философов падуанских ученых, но без права преподавать. Она умерла в 38 лет, завещав сжечь все свои рукописи.

Надо отметить, что Луиза Лабе получила диплом, не обучаясь в университете. Дамы не могли стать студентками, однако никто не препятствовал им получать знания, например, присутствуя на сеансах в анатомическом театре (вскрытие трупа предварялось небольшой лекцией профессора) или на публичных лекциях и диспутах. Но только со второй половины XIX века среднее образование стало обязательным для девочек во Франции, Испании, Финляндии, однако они обучались по иной, чем мальчики, программе. Ближе к концу столетия женщины получили возможность поступать в университеты; правда, поначалу им были доступны лишь профессии школьных учительниц и акушерок.

Изначально общее образование было всесословным. Кем бы ни были родители смышленого мальчика, желавшие отдать его в учение, он мог выбрить себе тонзуру на макушке и обрядиться в черную сутану, ведь в Средние века все студенты были клириками. В дальнейшем это условие было снято, и единственным ограничителем оставались финансы: за учебу и проживание надо платить.

Университетское образование долгое время служило «социальным лифтом», и многие дети разночинцев стиснув зубы упорно штурмовали университетскую крепость, ожидая получить в награду вожделенный диплом врача или юриста.

Университеты создавались по типу средневековых цехов, поэтому в них существовали привилегии, передаваемые по наследству. Так, сыновья докторов пользовались преимуществом при сдаче экзаменов. Оба деда Парацельса — по отцу и по матери — были врачами. Некоторые известные в XIV–XVIII веках медики были врачами в седьмом поколении. К потомственным врачам присоединялись выходцы из скромных семейств цирюльников, аптекарей и городских или полковых хирургов: нежданно свалившееся наследство, щедро предоставленная кем-то стипендия или упорный труд позволяли им вырваться из отцовской лавки и занять место среди привилегированного докторского сословия.

Бывало, что в медицину приходили и люди, поначалу далекие от этой области: сыновья королевских чиновников, юристов или честных буржуа. Франсуа Рабле (1494–1553) был сыном королевского адвоката из Шинона, Мишель Нострадамус — сыном нотариуса из Сен-Реми-ан-Прованс. Родителями будущих эскулапов могли быть и ремесленники, трактирщики, мелкие торговцы, купцы. Выходцы из небогатых, хотя порой и древних дворянских родов тоже не чурались занятий медициной.

Короче говоря, происхождение не являлось помехой для постижения наук. Зато двери французских университетов были закрыты перед необращенными евреями (впрочем, этот запрет можно было преодолеть, приняв крещение), сыновьями палачей и незаконнорожденными.

В Оксфорде с 1380 по 1500 год соотношение между представителями разных социальных групп было следующим: 61 процент студентов из крестьян, около 18 процентов — сыновья мещан и ремесленников, 8,4 процента из мелкопоместных дворян, два процента из духовенства и всего 0,6 процента из аристократов.

В первой половине XVII века в Клермонском коллеже во Франции, основанном в 1560 году (он представлял собой нечто среднее между средним и высшим учебным заведением), обучались две тысячи экстернов и 300 интернов. Половину из них составляли отпрыски знатных семейств, четверть — состоятельные буржуа и еще четверть — выходцы из менее зажиточных, но заслуженных семейств. Ученики проходили строжайший отбор, поскольку полученное образование позволяло войти в элиту королевства. Все носили форму — черную сутану и квадратный колпак, — уравнивавшую графа с сыном обойщика. Впоследствии Жан Батист Поклен, ставший Мольером, практически на равных общался с принцем Конти, покровительствовавшим его бродячей актерской труппе, поскольку оба были выпускниками Клермонского коллежа, хотя учились в нем в разное время.

Обучение в Киево-Могилянской академии было всесословным. Среди учеников Славяно-греко-латинской академии в Москве были даже дети кабальных людей; помимо русских, там учились греки, македонцы, грузины и т. д. Согласно составленной в Синоде ведомости о составе учащихся академии, в 1729 году из 259 учеников самые большие группы составляли выходцы из духовенства — 95 человек и солдатские сыновья — 79, дети мастеровых — 25, подьяческие отпрыски — 21; посадских людей насчитывалось 11, детей различных служителей — девять, благородных «шляхтичей» — всего трое, детей приказных сторожей — четверо, лекарских детей — двое, один матросский сын и т. д. В ведомостях за другие годы фигурируют сыновья типографских рабочих, новокрещеных татар и даже «богаделенных нищих». Впрочем, 7 июня 1728 года Синод предписал «помещиковых людей и крестьянских детей, также непонятных и злонравных от помянутой школы отрешить и впредь таковых не принимать». Поэтому крестьянин из Холмогор Михайло Ломоносов, явившийся в Москву в 1731 году, назвался ректору академии архимандриту Герману дворянским сыном и был зачислен. Учившийся там же прежде него Василий Тредиаковский был сыном священника.