На том и раскланялись. Нет, Эльза не растаяла белым облаком над цветущим балконом, она спустилась по лестнице, вышла из подъезда, поднялась по дворовым ступенькам, я даже помахала ей вслед, но она не обернулась.

Окаменелое родство

Прошло время, и я оказалась в архиве города Бзенец, куда меня занесли исследования истории художника и поэта Франца Петера Кина[1]. Мне выдали на руки старинные амбарные книги с поквартальной описью населения. На каждого жителя приходилась одна строка с адресом и датами рождения и смерти.

Нафтали, прадедушка Кина, происходил из Угерске-Градиште. Умер он задолго до войны, стало быть, можно отыскать его могилу. Оказалось, что еврейское кладбище находится не там, а в городке Угерский Острог.

Нашла.

Имя окаменевшего прадедушки по отцовской линии по-немецки вообще не читалось, зато ивритские буквы были отчетливо видны. Непокорный времени язык спас от забвения и остальных родственников: Рези, Залмана, Хермана, Йозефину, Макса, Давида и Эммануэля. Не знаю, какие отношения были между этими Кинами в действительности, но на кладбище они явно играли в прятки. Водил Эммануэль, дядюшка Кина по отцу. Его высокая гранитная плита возвышалась над постаментом, похожим на трапециевидный умывальник с дырой внутри. Геометрически несуразный Эммануэль стоял почти впритык к кладбищенской стене и взирал свысока на разбежавшееся по участку семейство. Таким он и был по свидетельству его дочери, которую мне удалось застать в Лондоне. Теперь она тоже на кладбище, но тамошнем. На плите Эммануэля иврит был еле заметен, зато немецкий врублен навеки. Времена менялись. Но Эммануэлю повезло — он был последним из Кинов, умерших своей смертью.

Попрощавшись с окаменелым родством, я отправилась в Угерский Брод. Солидное здание вокзала, отреставрированное снаружи, не помнило пассажиров, собранных в нем в зимнюю стужу 1943 года. И вовсе не на обогрев. Пятистраничный список с именами 1837 отбывших пассажиров я подарила пожилой кассирше. Не знаю, что она подумала, но билет до Угерске-Градиште дала.

По городу, где родился Нафтали, я бродила впустую, не было там искомой улицы. Надо было посмотреть в архиве реестр о переименованиях. Например, улицу в Варнсдорфе, где родился мой Кин и где по сей день стоит его дом, переименовывали трижды. Без помощи нынешнего директора школы, куда Кин ходил в первый класс, — ранец за спиной, стихи в голове, — я бы ее не нашла.

Перед входом в здание вокзала стоял автобус с табличкой «Бухловице» на лобовом стекле. Вот уж это никак не входило в мои планы.

Родовое поместье

В автобусе я заглянула в брошюру, которую изучал сидящий рядом со мной мужчина. Замок и впрямь некогда принадлежал графу Леопольду фон Бертольду с длинным шлейфом имен: Леопольд Антон Иоганн Сигизмунд Йозеф Корзинус Фердинанд Бертольд фон унд цу Унгаршиц, Фраттлинг унд Пюллюц… Верно, что он был министром иностранных дел Австро-Венгрии с 17 февраля 1912 по 13 января 1915 года.

Барочные ангелы приветствовали посетителей замка с верхотуры ворот. Резные каменные балюстрады были обвиты плющом, площадь перед замком усыпана меленьким оранжеватым гравием; меж клумб, подстриженных под гребенку, величественно расхаживали павлины. Подметая гравий кончиками хвостов, они вдруг чего-то пугались и кричали дурным голосом. Привычка со времен турецкой осады. В ночи турки решили перелезть через стены, но павлины пробудились и своим криком спугнули солдат. Это я тоже почерпнула из брошюры.

В вестибюле около кассы висел портрет дедушки Леопольда. Никакого сходства с павлином. Прожил долго, с 1863 аж до самого 1942 года. Мог бы быть ее дедом. Те же глаза-моллюски…

Внутрь пускали только с экскурсией.

Я спросила у гида, поджидающего народ у кассы, где была кузница.

— Кузница?!

— Да. И хлев.

Гид расщеперил веером хвост и закричал павлиньим голосом: «Люди со всего мира ездят к нам любоваться уникальной архитектурой и природой! Замок Бухловице — образец архитектуры барокко! Построен в стиле итальянской усадьбы эпохи Возрождения. Соседствует со средневековой крепостью Бухлов! В начале XX века здесь проходила встреча министров иностранных дел России и Австро-Венгрии, здесь, и именно здесь, было принято судьбоносное решение о Балканах…»

Тут он иссяк, подобрал хвост и сказал по-человечески:

— Ждите экскурсии. Вам покажут интерьеры итальянского барокко, расписные потолки и стены, уникальные полы, ванные комнаты с инкрустацией…

— Мне нужно увидеть хлев и кузницу. Меня попросила об этом внучка Леопольда, проживающая в Израиле.

— Таких родственников, простите, пруд пруди. В том числе из Израиля. Но, если желаете, я свяжу вас с научным сотрудником.

Связал.

Научный сотрудник в образе прыщавого юноши пообещал выяснить про кузницу и хлев, что же до потомства, то у графа было трое сыновей, двое умерло в детстве, а Алоис, или, как все его звали, Луис, прожил 82 года. Родился тут у нас в 1894‐м и умер в Вене в 1977‐м. Для пущей важности юноша перечислил все имена графа: Сигизмунд Леопольд Якоб Венцеслав Ансельм Корсинус Отто Бертольд.

— Адам и Хава родили Каина и Авеля, Каин родил Ханоха и Ирада, Ирад — Мехуяэля, Мехуяэль — Метушаэля, Метушаэль — Лемеха…

Научный сотрудник кивком одобрил эту параллель и добавил:

— Нам и сегодня необходимо знать о том, кто кого родил и кто у кого родился. Если вы желаете посетить экскурсию, мы пропустим вас бесплатно. Как родственницу из Израиля. Простите, не запомнил вашего имени.

Я назвалась Элишевой — из всех имен графской внучки это было наиболее еврейским, объяснила, что спешу и на экскурсию приеду специально. Хорошо бы обменяться электронными адресами, на случай если удастся разузнать про кузницу и хлев. Юноша протянул мне визитку, коих у меня не водилось сроду, и я записала свой мейл на бумажке. Елена-Элишева. Я тоже имею право на два имени.

На прощание я все-таки спросила научного сотрудника про мост с тремя рыбами по дороге из Бухловице в Вену. Рядом с ним должны быть черные часы. Он молча поклонился и ушел.