Кибернетический вирус, размещенный в хромосоме, не уничтожался со смертью оборотня-носителя, а еще несколько лет свободно существовал в природе. Попадая в природу, он проникал в корни растений, через растения – в желудки животных и снова встраивался в хромосомы, теперь уже не человеческие. К концу девяностых природа Силенда была настолько заражена, что последние любопытные отказались от визитов туда. Туризм вымер, сошел на нет. Лианы оплетали до самых крыш некогда роскошные отели; искусственные водопады и фонтаны забивались песком и разводили тропических амфибий разного пошиба; в пустых комнатах селились птицы, безглазые грызуны подтачивали подвальные опоры, сквозь крыши прорастали деревья – из семян, занесенных сюда теплыми и влажными ветрами.

Тропическая природа Силенда, зараженная вирусом изменения, медленно, но неуклонно менялась, уходя в сторону от первоначального земного образца – от высоких широколистых пальм, магнолий, лотосов и прочего. Уже вымерли последние обезьяны, неизвестно почему неприспособившиеся к вирусу изменения; уже поговаривали о том, что в пещере под Криндзой нашли живого птеродактиля и сразу же убили, на всякий случай; уже картофель, банан, лимон и китайский лимонник стали безусловно ядовитыми, а остальные овощи признали ядовитыми условно.

Единственный большой остров Земли, на котором было решено сохранить естественную природу, изменился так сильно, что ни одного естественного вида там не осталось.

А в девяноста девятом природа острова совершенно неожиданно создала первого кибермонстра, сокращенно CM1, а затем еще нескольких.

Кибермонстр всегда рождается из яйца. Это доказано многочисленными находками кусочков скорлупы в тех местах, из которых он появлялся. Судя по кривизне и толщине осколков, яйцо бывает от двух до четырех метров в большем диаметре и зарождается в глубине почвы. Зародившись, оно медленно растет и нагревается. В последние часы перед рождением монстра люди чувствуют беспричинный страх; дети плачут, мелкие млекопитающие разбегаются кто куда, в домах трескаются стеклянные предметы, останавливаются часы, гибнет плесень и сами собою засвечиваются фотопленки. В последние минуты перед его рождением приборы фиксируют инфразвуки, ультразвуки, перистые облака и повышение уровня сахара в крови больных энцефалонекрозом. В момент рождения температура яйца становится такой высокой, что частицы почвы плавятся. Такие оплавленные корочки также находят в местах рождения кибермонстра. Уже возникла профессия охотников за скорлупой монстра и за корочками земли с места его рождения – эти редчайшие предметы можно продать по заоблачным ценам. Довольно большой кусок скорлупы будет выставлен следующей весной на Лондонском аукционе.

Кибермонстр рождался уже четвертый раз, но только сейчас событие сумели заснять. Уменьшенное объемное изображение висело над столом. В кабинете было темно: поляризационные окна, повинуясь команде, стали непрозрачны. В кабинете было совершенно тихо, так тихо, что человек с браслетом время от времени вздрагивал от ощущения тишины – такой тишины не бывает в природе, она страшна непривычному уху – просто включена система интерференционного гашения шума.

Звуковой анализатор записывает каждый квант звука, производимого посетителем – записывает и извлекает из записи бездну нужной и ненужной информации. Все самое важное, в том числе информация о посетителе и степень правдивости произносимого, изображается на овальном синем экране. Сейчас посетителю страшно. Это не совсем страх, это страх-радостная-тревога, с примесью предвкушения и сожаления о прошедших днях. Человек с некодированной психикой всегда имеет слишком много эмоций. Многим бывает страшно в таком кабинете. Кабинет номер 2045. Этот кабинет в управлении Коре получил в свое распоряжение только в апреле и еще сам не успел привыкнуть к новому месту. Итак, камера сняла рождение четвертого монстра.

Камера развернулась, давая панораму: высокие, преувеличенно живые кусты – с мясистыми листьями, похожими на зеленые языки, с толстыми мягкими ветвями; вот солнце попало в объектив и брызнуло полукругом радужных искр; в кабинете стало светлее, пробежали световые язычки по фиолетовому металлу панелей; желто-зеленая крона, посыпанная кусочками света сверху и влажная, как живая глотка, снизу.

Еще ниже все оплетено паутиной, чистой и росистой. Силенд. Чересчур буйная природа, – подумал Коре, – как в каком-нибудь Мезозое. Не удивительно, что здесь рождаются всякие кусучие динозаврики.

– Это все настоящие растения? – спросил он.

– Конечно, – ответил человек с браслетом и положил руки между колен.

Человек с браслетом постоянно менял позу. Это у него нервное, – подумал Коре и сверился с экраном, – эти изменяющиеся, они там сосем дикари. У них и нормальной медицины нет.

Сегодняшний посетитель был необычен. Не потому, что он не был чистопородным Homo, а потому что его появление сразу пробудило странное, но очень отчетливое чувство – будто стоишь между двух зеркал и вглядываешься в бесконечность отражений, и находишь там формы и образы движущихся существ – тех, которые живут и могут жить только там, в пространстве бесконечных отражений. Это ощущение никогда не обманывало, оно говорило о вмешательстве внешней силы. Впервые он ощутил внешнюю силу семь лет назад, выполняя опасное задание в Осии, и с тех пор она изредка соприкасалась с его жизнью.

Человек с браслетом дважды отчетливо цокнул зубами. Камера показывала паутину крупным планом.

– А пауки? – спросил Коре.

– Тоже живые.

– Ядовиты?

– Слегка.

– Что значит «слегка»?

– У нас многое слегка ядовито; я это объясняю, что… – человек с браслетом не закончил фразы.

Этот человек напоминал ящерицу, но не костистостью или вытянутым профилем, а чем-то иным, почти неуловимым. Тяжелый взгляд, очень толстая кожа век; рот без губ и глубокие складки будто продолжают его далеко вниз и назад; иногда приоткрывает рот и медленно проводит языком и в эти моменты еще более напоминает ящерицу. Морщин мало, а те, что есть, глубоки. Лет около сорока. Брови густые, нависают, переносица провалена – от этого кажется, будто брови постоянно нахмурены. Глаза серые, блеклые; из под века видна лишь нижняя половина радужки.

Медленно мигает – снова как ящерица. Подбородок вперед, есть в этом и воля, и глубоко скрытая злобность. Все время прицокивает зубами. Кожа красная, в кровавых прожилках. Уши большие, в щетине – заметно, что их часто стригут. Кисти пухлые, короткопалые, будто отечные, все в рыжей мягкой шерсти. Лицо сразу запоминается: каждая его деталь преувеличенно выпукла, как будто насильно втиснута из четвертого измерения в третье, но не оставила надежды вернуться обратно. Как бы ты выглядел, если бы не сдерживался? – подумал Коре.

Человека с браслетом звали Хост Хо.

Хост Хо. Изменяющийся. Сорок два года, – сообщал экран. – Образование ускоренное и специальное. Интеллект средний. Информация о месте работы стерта. Имеет навыки военной и диверсионной работы. Отличный стрелок.