— Подай немного вперед, Джошуа, — сказала Тен Ли.

Беннетт подал буксир вперед на десять метров, и корабль содрогнулся, когда из его чрева выползло еще несколько щупальцев, захвативших контейнеры. Эта процедура повторялась в течение пятнадцати минут, пока Тен Ли не показала большой палец. На экране Беннетт видел конусообразный нос буксира, облепленный двумя десятками контейнеров, уходящих к корме.

Беннетт отцепил буксир от стеллажа и установил курс к внутреннему изгибу цепочки орбитальных станций. Передав управление компьютеру, он откинулся в кресле и посмотрел на Тен Ли.

Она хмурилась, глядя на монитор, и качала головой.

— Что-то не так? — спросил он.

— Не знаю… В общем, да, но я надеюсь, ничего серьезного. Нам надо забрать груз с фабрики «Берджесс» и отвезти его на стартовый пункт, так? Но если мы пойдем запрограммированным курсом, то пролетим мимо.

— Разве мы не должны доставить груз на станцию?

— Должны, конечно. Здесь какой-то сбой в программе.

— Может, ты свяжешься с контрольным пунктом?

— Я подам запрос, но поиск может занять несколько часов. Лучше переписать эту часть маршрута. — Тен Ли посмотрела на Беннетта в раздумье, взвешивая разные возможности. — Ладно, я свяжусь с контрольным пунктом, объясню им ситуацию и попрошу разрешения на перепрограммирование.

Она соединилась с контрольным пунктом.

— Говорит системный аналитик Тенека. Класс «гадюка», код 45/7а. У нас проблема.

Тен Ли обрисовала ситуацию, а Беннетт тем временем наблюдал, как мимо проплывает орбитальный архипелаг.

Через несколько минут Тен Ли подняла видеоэкран шлема.

— Контрольный пункт дал согласие на перепрограммирование.

Она развернулась к другому монитору, и ее быстрые пальцы запорхали над клавиатурой.

Беннетт задумался о катастрофах, которые мог вызвать сбой в программе. За годы работы на высокой орбите он лишь раз попал в опасную для жизни ситуацию, когда микрометеорит пробил резервуар с кислородом и лишил его запасов воздуха. Целый час его жизнь висела на волоске, поскольку он не знал, хватит ли ему воздуха, чтобы добраться до станции. Он успел, но еле-еле.

Он считал себя счастливчиком. Каждый год погибает как минимум один экипаж. Чаще всего к гибели приводит не фатальное стечение обстоятельств, а ошибки членов команды — как пилотов, так и инженеров, — то есть халатность, вызванная самоуверенностью, ощущением, что «со мной этого никогда не случится», которое неизбежно возникает у людей, годами работающих в ближнем космосе.

Тен Ли вывела Беннетта из задумчивости.

— На контрольном просмотрели исправленный вариант программы и дали «добро», Джошуа.

Они замедлили ход, приближаясь к станции № 2 — громадной конструкции в виде серебристого кольца, по периметру которого находились сотни швартовочных отсеков. Суда класса «Земля-орбита» проплывали через дырку «бублика», собирая товары, произведенные на орбите, чтобы доставить их в земные города.

«Это самое впечатляющее зрелище в космосе», — подумал Беннетт. Двадцать четыре часа в сутки грузовые корабли снуют туда-сюда, как пчелы в улей, образуя залитый солнцем поток, стремящийся внутрь и вовне. Издали грузовые корабли казались светящимися пылинками, но вблизи поражали воображение размерами и мощью. Первые пять лет своей работы на корпорацию «Редвуд» Беннетт водил эти «левиафаны» на Землю и обратно, пока монотонная езда не приелась ему и он не попросил перевести его на межорбитальную работу.

Он развернул буксир и направился к стыковочному отсеку. Тен Ли занялась разгрузкой контейнеров, которые исчезали один за другим в чреве станции. Через час грузовые отсеки были пусты, и Беннетт отчалил от дока.

Пока они летели, он спросил Тен, что значит ее имя.

Она выразительно вздохнула:

— Оно ничего не значит, Джошуа. У моей мамы не было особого воображения… После первых пятерых детей ее фантазия на имена иссякла, так что остальных она назвала просто Шесть, Семь, Восемь и Девять. А когда забеременела мной, то воскликнула: «Нет!» — и назвала меня этим словом, перевернув его задом наперед.

Джош пристально посмотрел на Тен Ли, подозревая розыгрыш, но та сидела с серьезным выражением лица и смотрела на проплывающую мимо станцию,

— Моя мать была религиозна, поэтому меня назвали Джошуа, — сказал он в свою очередь. — В честь Иисуса, основателя христианства.

Его мать умерла, когда Беннетгу было семнадцать лет — через три года после смертнее дочери. Она так и не оправилась от шока, вызванного потерей Эллы.

— А моя мать, — откликнулась Тен Ли, к удивлению Беннетта, — всю свою жизнь посвятила свержению правительства мира Рокастла. Она была публицистом, писала политические памфлеты с призывами к революции. А когда настали перемены, занялась изучением буддизма. Я училась в Космической академии Бхао-Кхета и десять лет водила суборбитальные грузовые паромы, прежде чем прилетела на Землю.

— Десять лет? — Он покачал головой. — Сколько же тебе сейчас?

— Тридцать два.

— Да ну? Я думал, тебе двадцать.

— Если это комплимент, прибереги его для девочек на станции.

Беннетт не стал уверять ее в своей искренности.

— Возраст не имеет значения, — бесстрастно продолжала Тен Ли. — Важен опыт и то, как человек интерпретирует и использует его в данном воплощении.

— В данном воплощении? — переспросил Беннетт. Она потянулась своими тоненькими руками вверх и зевнула.

— Это мое последнее физическое воплощение. После смерти я сольюсь с пустотой. Моя жизнь — всего лишь подготовка к этому состоянию.

Беннетт немного помолчал, а потом спросил, чтобы переменить тему:

— Зачем ты прилетела на Землю?

— Мне нужен был новый опыт. Мой римпоч — то есть учитель — считал, что я должна искать свою судьбу в другом месте. Мне нужно следовать по пути, ведущему куда-то за пределы — возможно, даже за пределы Земли.

Беннетт промолчал. За годы работы на станции он встречался со многими колонистами, и большинство из них принимали какое-нибудь из верований, существовавших на Земле. Хотя иногда ему встречались настолько странные индивидуумы, что из-за своих причуд казались чуть ли не инопланетянами.

«Гадюка» шла на автопилоте, огибая кривую орбитальных станций. Беннетт закрыл глаза и стал думать о конце смены и трехдневном отдыхе.

Он навестит своего отца в больнице в Мохаве, причем скорее из вежливости и для очистки совести, а не из сострадания. Каждый раз по возвращения он совершал это необходимое путешествие в частную больницу, которая в последние годы стала домом для его отца. Отец был не столько болен, сколько просто стар. Ему перевалило за сотню, и казалось, что его организм внезапно сдал весь целиком. Благодаря дорогостоящему и высококвалифицированному медицинскому уходу его жизненные органы еще функционировали, однако качество жизни стремительно ухудшалось. Большую часть времени он посвящал бездумным виртуальным развлечениям, и, похоже, вторжение сына раздражало его. Беннетт ничего хорошего не ждал от их пустого и вымученного диалога. У ник не было ничего общего, кроме взаимной неприязни.