В некотором отдалении ожидала длинная вереница карет. Луиза направилась к самой первой из них – карете принца Хольштайн-Швайнвальд-Хунхофа, – которая теперь по праву принадлежала ей. Карете было уже двести лет, но каждый год ее заботливо ремонтировали и подкрашивали под бдительным присмотром главного кучера. Бархатной обивкой занимались специально обученные швеи. Лакей открыл дверцу и помог Луизе подняться по ступенькам. Она села на мягкие подушки. Одна.

Впрочем, она была не совсем одна. Прятавшийся среди подушек на противоположном сиденье Куинси поднял голову и жалобно взвыл. Его тонкий хвостик несколько раз стукнул по подушке.

– Чего ты ждешь? – Луиза протянула руки, и маленький корги прыгнул ей на колени. – Ты дрожишь, бедный малыш. Успокойся, все в порядке.

Карета тронулась. Через окна Луиза видела двух сопровождающих ее верховых. Их парики курчавились, золотые галуны сверкали. Осеннее солнце заливало мостовые, кирпичные стены жилых домов и магазинов, строгие римские колонны городской ратуши, элегантный мраморный фасад новой гостиницы…

Луиза выпрямилась и потянулась к окну. Сидящий на ее коленях дрожащий Куинси снова нервно взлаял. Она машинально погладила песика.

Недавно построенный отель «Хольштайн» располагался на Баденштрассе.

Эта улица вела не к замку, а от него.

Она постучала по крыше:

– Эй, вы!

Ответа не последовало.

Она постучала еще раз.

Карета набирала скорость. Скакавший за левым окном верховой пустил лошадь с медленной торжественной рыси в галоп. Только сейчас Луиза обратила внимание на грубые черты лица под белым париком и церемониальной шляпой.

Это лицо было ей незнакомо.

– Что случилось, Куинси? – Она посмотрела на испуганную собачонку, а потом снова в окно. Куинси вскочил на тоненькие лапки и визгливо залаял. Луиза обняла маленькое тельце собачки одной рукой, а другой потянулась к дверной ручке. Когда ее пальцы коснулись гладкого дерева, карета резко свернула за угол. Теперь было очевидно, что они направляются к выезду из города, к открытой дороге и Швайнвальду, где были убиты ее отец и муж.

Эта мысль была последней. Центробежная сила бросила ее к противоположной стенке кареты, Луиза сильно ударилась головой и потеряла сознание.

Лондон

Ноябрь 1889 года

Граф Сомертон откинулся на спинку стула и уставился на побледневшего мужчину, стоящего на краю антикварного ковра перед его столом.

Конечно же, тот стоял. Всякие мелкие сошки не должны чувствовать себя комфортно в его присутствии.

Граф позволил напряженному молчанию зажить собственной жизнью, стать третьим существом, присутствующим в комнате, сгущающимся облаком ожидания.

Мужчина беспокойно переминался с ноги на ногу. По его щеке, вдоль тонкого вертикального шрама, медленно стекала капелька пота.

– Вам жарко, мистер Нортон? Мне кажется, что здесь довольно прохладно, но, если хотите, можете открыть окно.

– Нет, спасибо. – Голос Нортона отвратительно дрожал.

– Может быть, немного шерри? Чтобы успокоить нервы?

– Нервы, сэр?

– Да, мистер Нортон. – Сомертон улыбнулся: – Точнее, ваши нервы, поскольку я считаю, что никто не может прийти с докладом о таком грандиозном провале, как ваш, не чувствуя хотя бы легкой нервозности. – Его голос разил, словно кинжал.

Нортон судорожно сглотнул. Его адамово яблоко дернулось.

– Сэр…

– Слушаю вас. Что вы хотите сказать? Сэр, я проявил вопиющую некомпетентность и понимаю это. Или, может быть, сэр, мне ничего не известно о фатальных последствиях неудачи в этом деле. – Он снова улыбнулся: – Так просветите же меня скорее, если вам не трудно, мистер Нортон.

– Сэр… Да, мне очень жаль, что я… в ходе…

– Вам жаль, мистер Нортон, что вы позволили моей жене, графине Сомертон, женщине, совершенно не сведущей во всевозможных уловках и ухищрениях, прошлой ночью каким-то образом ускользнуть от вашего старательного наблюдения. – Граф подался вперед и забарабанил пальцами по столу: – Иными словами, сбежать от вас, мистер Нортон.

Нортон достал из кармана платок и вытер пот с висков. Его узкое и совершенно не примечательное лицо – такая внешность очень полезна, учитывая выбор профессии, – стало землисто-серым.

– Сэр, я осмелюсь предположить, что леди Сомертон… что ваша супруга умнее, чем…

Сомертон громко стукнул кулаком по столу:

– Она моя жена, Нортон, и она сбежала от вас.

– Сэр, за все недели, что я вел за ней наблюдение, леди Сомертон не вызвала никаких подозрений. Она никуда не ездила – только к своей кузине леди Морли…

– Которая, несомненно, ей во всем помогает. И она время от времени следила за мной, разве нет?

– Да, но…

– Это значит, что у нее нет ни благоразумия, ни понятия о приличиях.

Массивная челюсть Нортона задвигалась. Он опустил глаза и принялся изучать антикварный ковер.

– Сэр, я чувствую…

– Вы чувствуете? – рявкнул Сомертон. – Вы чувствуете, мистер Нортон? Позвольте заметить, что ваши чувства не имеют ничего общего с моими делами. Моя супруга, графиня Сомертон, состоит в любовной связи с другим мужчиной. Причем я считаю, что она переписывается с ним уже очень давно, возможно, со дня нашей свадьбы. Ваша задача – единственная задача, которую я поставил перед вами, лучшим сыщиком Лондона, – получить доказательства этой связи и принести их мне. Вам платят не за то, чтобы вы чувствовали.

– Сэр, я…

– Посмотрите на меня, мистер Нортон.

Эразм Нортон, самый ловкий и грозный убийца на Британских островах – известно, что он убивал одним точным ударом в голову, – поднял глаза и взглянул на собеседника. На короткое мгновение в груди графа мелькнуло нечто вроде сожаления.

И исчезло.

– Поверьте мне, мистер Нортон, – сказал Сомертон самым любезным тоном, на какой был способен. – Я прекрасно вас понимаю. Она очень красивая женщина, не правда ли? Красивая и грациозная. Глядя, как она невинно улыбается или занимается своими обычными делами, ни за что не подумаешь, что она может опозорить кого бы то ни было, не говоря уже о собственном муже. Я вижу, что вы тоже оказались под действием ее чар, и вряд ли могу вас за это винить. Я и сам совершил такую же ошибку, быть может, даже более тяжелую – ведь я женился на ней. – Слово «женился» он не проговорил, а прорычал.

– Если мне будет позволено сказать, сэр…

Сомертон встал.

– Вам платят за то, чтобы вы отбросили все чувства, мистер Нортон, все ошибочные представления и сделали дело. Иначе мне придется подумать о средствах, с помощью которых ваши чувства можно будет насильственно извлечь из вашего некомпетентного сердца. – Он подался вперед и понизил голос: – Вы меня поняли, мистер Нортон?