размером с сомбреро. Это, несомненно, не ее фото. Но на нем ее имя и телефон! Вот, что странно, если не сказать — страшно. Калерия Германовна, стараясь сдержать панику, попыталась что-то выяснить:

— Не пойму, о чём вы говорите, Валентина. Какая фотка? Какое сомбреро, какой навар? Винегрет какой-то!

Но Валентину понесло в другую сторону:

— Ну, ты даёшь? С Луны свалилась, что ли?

Подкармливаюсь я женатыми мужичками. Но давай к делу, если ты такая непонятливая или мозги мне поласкаешь. Твой супруг, Котик, лежит у меня на квартире в бессознательном состоянии. Квартира у меня съёмная, срок аренды истекает, а перетаскивать его с места на место мне нет никакого резону. Хотя, конечно, парень он — хоть куда. Мне с ним было хорошо. Тебе повезло, что когда-то он тебя подцепил. А вот удержать — не смогла. Сбежал. Теперь у тебя есть шанс вернуть его. Но придётся подлечить.

— Валентина, это уже напоминает какой-то детектив. Этот Котик…, что за имя, ему сколько лет, позвольте узнать?

— Он сказал, что это ты его так называла, а вообще-то он — Константин и ему точно — 32, недавно вместе отмечали его днюху. Мне тоже нравилось называть его Котиком.

— Боюсь вас сильно огорчить, милочка. Старовата я для брака с таким молодым человеком. Я уже пенсионерка с немалым стажем. Ваш Котик не может быть моим супругом даже по возрасту. Вы не поверите, тем более по телефону, а между тем мне 60, — немного округлила Калерия свой возраст.

— По голосу не скажешь…, но допустим! Тогда какой он прохиндей! Деляга! Я чувствовала в нем эту жилку. К наследству пристроился. Что там у тебя, бабуся? Квартира, фамильные драгоценности? Ты раскусила его и дала пинка под зад?

— Да, я знаю, есть такие альфонсы, проходимцы. Но они предварительно изучают благосостояние своих жертв и моё вряд ли привлекло бы их. Так что, на этом, наверно, и попрощаемся, Валентина. Но буду признательна, если удовлетворите моё чисто женское любопытство. Что с этим Котиком, чем он так тяжко болен, что вы его трупом называете?

— Нет, бабуся, ты меня не убедила. Давай-ка встретимся, чтобы я лично узрела твой ветхозаветный портрет. Желательно, в сравнении с твоим паспортом. А там посмотрим.

Калерия Германовна задумалась. Она была почти уверена, что это какая-то подстава. Кому-то что-то от неё нужно! Вся эта чушь, которую несла Валентина, всего лишь для того, чтобы выманить ее из дома. Язычок у неё подвешен. Настоящий спектакль разыграла и очень артистично. Она ведь практически не ответила на ее вопросы: о ком идёт речь, что с ним случилось, чем он болен? А ловчую сеть расставила.

Но если все это сейчас не выяснить, во что превратится ее жизнь с сегодняшнего дня! Постоянно помнить об этом звонке? С опаской выходить из дома? В каждом человеке на улице видеть угрозу? В каждой молодой женщине видеть Валентину?

— Честно говоря, и мне было бы весьма любопытно лицезреть такую… э. э. э, не сочтите за резкость, разбитную миледи, а также эту, как вы говорите, мою фотографию.

— Грубишь, бабуся! Ну, да, бог с тобой. Не думала, что согласишься. А раз согласилась, похоже, я лоханулась. Ты и в самом деле можешь оказаться не той, кто мне нужен. Ну, все равно. Имя-то на фотке — твоё. Давай, забьём стрелку прямо сегодня? День ещё только начался. Где тебе удобно?

— Я вообще-то ещё не согласилась. И паспорт я показываю только сотруднику милиции при предъявлении им удостоверения, — Калерия Германовна попыталась остаться хозяйкой положения.

Она помолчала, дожидаясь реакции Валентины. Но та молчала.

— Ага, упоминание милиции ее испугало, — успела подумать Калерия Германовна.

Но Валентина вдруг рассмеялась:

— А что, давай прямо в отделении встретимся.

Тогда женщина решилась:

— Хорошо. Не знаю, где вы находитесь, но я гуляю до обеда в центральном сквере. Выйду через полчаса, буду у фонтана с соседками до двенадцати. Не забудьте и вы прихватить свой паспорт. И фотографию, фотографию не забудьте.

— Не боИсь, — ответила Валентина с просторечной интонацией, — не забуду, любопытно же сравнить твой пенсионный лик с молодухой на фотке. Жди.

Калерия Германовна уловила досаду в голосе женщины и дрожащей рукой положила трубку. Она разволновалась. Этот звонок ее сильно расстроил и обеспокоил. В ходе разговора она пережила несколько всплесков паники, ноги ее плохо

держали, и она была вынуждена сесть. Временами ее охватывало ощущение, что кто-то или что-то стоит у неё за спиной.

Измерив пульс, она поняла, что давление сильно подскочило, и отправилась на кухню принять лекарства. На столе она увидела свой завтрак, к которому из-за звонка так и не успела приступить. Ни о какой еде теперь и речи не могло быть. Ее буквально подташнивало от наплывов внутреннего беспокойства. Выпив чашку уже остывшего чая, она вернулась в комнату и прилегла на тахту.

«ВАЛЬКА РАКЕТА»

Валентиной представляла себя незнакомым людям только она сама. Знакомые чаще называли ее Валькой Ракетой. Так повелось ещё с детдома, где подброшенному ребёнку дали фамилию Ракетина. Воспитатели не заморачивались с поиском фамилии. В день оформления личного дела малютки по радио с утра шли сообщения о запуске на орбиту очередного космонавта. Оттуда и выудили слово «ракета», как самое подходящее для фамилии. Традиция такая была в детдоме — привязывать фамилии безродных деток к большим событиям в жизни страны.

Со временем оказалось, что фамилия Ракетина удивительно соответствует особенностям характера девочки. Она росла бойкой, быстрой, дерзкой, за словом в карман не лезла, за себя могла постоять так, что мальчишки боялись ее задирать. Они-то и приклеили ей прозвище — Валька Ракета. С ним она и пошла по жизни.

Ее долго не удавалось отдать на удочерение.

Как не уговаривали ее воспитатели, чтобы на «смотринах» она вела себя сдержанно, она «взбрыкивала» по самым безобидным поводам и все расстраивалось.

Едва переступив кабинет директора, Валя, по каким-то только ей ведомым внешним признакам, оценивала очередного «покупателя» (так дети в своём кругу называли усыновителей). Немного «покривлявшись», как она потом сама отзывалась о своём поведении на «смотринах», и по реакции усыновителя убедившись, что не ошиблась в своей интуитивной его оценке, Валька вежливо просила директора отпустить ее, потому что у неё: или «дела», или «ее ждут», или «ей нужно в туалет» и тому подобное. И та понимала, что девочка уже приняла окончательное решение и уговаривать ее «удочериться» с этим претендентом или претенденткой на усыновление бесполезно.

Детдомовская вольница