Без четверти пять. Один из самых обычных рабочих дней. Телефоны трезвонят не умолкая, обед — всего лишь миг, когда вы, едва прожевав, успели проглотить всухомятку кусок пиццы, пока шли из комнаты отдыха персонала, а каждый встречный по пути как будто хотел отщипнуть от вас кусочек. Но несмотря на это вам удалось закончить доклад, который висел над вами всю прошлую неделю как дамоклов меч. Чувствуя, что вас уже отсюда уносит, вы не обращаете внимания на телефонные звонки и целиком сосредотачиваетесь на завтрашних планах, на том, что надо будет сделать в первую очередь. Постепенно мысли вас уносят далеко, вы мечтаете о горячем ужине и теплом душе и о том, как бы пораньше лечь спать в уютную постель.

Вдруг ваши грезы резко обрываются. Голова коллеги некстати вписалась в ваш офисный отсек.

— Боссу нужно, чтобы мы перепроверили эти цифры, говорит он и кладет стопку бумаг на рабочий стол. — К сожалению, сегодня не могу остаться, чтобы тебе помочь: у нас с Джуди билеты на спектакль.

«Опять это его „не могу“, — думаете вы. — Почему „спектакль у нас с Джуди“ всегда случается в последнюю минуту и почему именно мне обычно приходится оставаться здесь допоздна?»

Через час вы залезаете в машину и отправляетесь домой. На дорожном переходе вы ждете, пока три подростка черепашьим шагом перетащатся через дорогу, не обращая внимания на машины, мчащиеся во всех направлениях. Интересно, а могут ли они ползти еще медленнее? Вы мягко нажимаете на клаксон в надежде, что эта троица обратит на вас хоть какое-то внимание и поторопится. Но подростки продолжают лениво идти вразвалку, а один из них, проходя мимо, разражается бранью. Дети. Откуда у них такая враждебность?

Наконец, вы приезжаете домой и, входя в дверь, застаете мужа в гостиной; он откинулся в кресле за чтением вечерних новостей; в руке у него банка пива, а две пустые сиротливо притулились на журнальном столике.

— Ты сегодня поздновато, — приветствует он вас. — Что у нас там на ужин?

— Я все оставила! — кричите вы ему в ответ, чувствуя облегчение от того, что в холодильнике есть что-то съестное.

— Я превратился в заклятого друга мороженых цыплят, — обиженно цедит он сквозь зубы, раздражаясь. Можешь же ты хоть раз в жизни приготовить ужин мужу, чтобы он поел с удовольствием!

«А не отправиться ли тебе самому отсюда под фанфары»[4], — тихо бормочете вы себе под нос.

Позже, когда вы мыли посуду, зазвонил телефон. Как обычно — мама.

— Ты уже целых три дня обо мне не вспоминаешь, — выпалила она, едва услышав ваш голос. — Это некрасиво, очень некрасиво.

— Здравствуй, мама, как дела? — отвечаете вы.

— Неважно, очень неважно. Я сижу без молока, мне нужно депонировать чек, а эта чертова уборщица снова так и не появилась. Если бы у меня была дочь, которую вообще что-то волновало кроме карьеры, мне не пришлось бы нанимать людей, чтобы они делали все это для меня.

«А если бы у меня была мать, — говорит ваш внутренний голос, — то, возможно, нашелся бы хоть один человек, который поинтересовался, как у меня прошел день».

Десять часов вечера. Большая, уютная кровать, манящая в свои мягкие объятия: облачившись в старенькую фланелевую пижаму, вы, наконец, готовы ответить на ее пламенный призыв! Но нет, оказывается, ваш рабочий день еще не закончен.

— Милая, — воркует муж, привлекая вас к себе, по-щенячьи тычась носом в шею, почему ты не в той ночной рубашке, которую я тебе подарил на день рожденья?

«Муженек, спустись на землю — неужели ты думаешь, что я на что-то еще способна?».

Иногда кажется, что мир полон эгоистов, которые совершенно не думают о других и только и делают, что используют их в своих целях. Их потребности гораздо важнее нужд и чаяний остальных, и они считают, что им все обеспечат другие. Похоже, их представления о жизни ограничены, и им трудно осознать, что не всегда их приоритеты соответствуют приоритетам окружающих. Их ожидания во многом похожи на ожидания детей, и вместе с тем, сталкиваясь с препятствиями, они могут деспотично возмущаться и негодовать или же пребывать в угрюмом или плаксивом депрессивном состоянии. Зачастую мы склонны им уступать, так как думаем, что нам же будет лучше не становиться той скалой, о которую разобьется их корабль.

Всем известны такие люди. Таковы, возможно, наши родители, братья или сестры, дети, супруги, любовники или любовницы, друзья, коллеги и начальники; это могут быть знакомые, которых мы встретили в клубе или общественной организации. Они есть везде, и чем больше наша жизнь переплетается с их жизнью, тем больше страданий мы испытываем.

Эти страдания — побочный продукт некоторого изъяна личности, который благодаря сегодняшним культурным нормам стал возмутительно «нормальным». Мы чувствуем, что что-то не так, но не можем указать конкретно, что именно. Мы встречаемся с этим ежедневно и ежечасно в межличностных отношениях, которые зачастую оказываются не такими добрыми и дружескими, как бы нам хотелось, и мы не способны иной раз проявлять великодушие. Мы ощущаем это на рабочем месте, где обстановка пропитана обидой, возмущением, истощающей тревогой и стрессом от работы. Но, наверное, больше всего мы подвержены воздействию такой болезни в близких отношениях с друзьями, возлюбленными, семьей, которые придают жизни ощущение смысла и полноты. В силу самой своей природы эта болезнь отдаляет нас друг от друга и от реальной жизни; она встает между нами и тем, что мы хотим иметь и кем хотим быть. Эта болезнь называется нарциссизмом, и она скрывается за многими социальными болезнями, поразившими Америку XXI века.

О нарциссизме трудно сказать что-то новое. Всегда существовали пустые, жадные, склонные к манипуляциям люди с подверженным инфляции самовосприятием, которые не принимали в расчет интересы других людей. В современной культуре тревожит именно та степень, в которой психологические изъяны других людей повсеместно получают знаки одобрения. В наше время, в современную эпоху нарциссизм не только терпят — его одобряют и восхваляют. Многие наши лидеры и обожаемые нами общественные деятели рисуются, выставляя на всеобщее обозрение свои нарциссические склонности, и нам не терпится подражать их исключительности. Их возмутительное поведение не оставляет нас равнодушными и кажется нам обаятельным и привлекательным, и потому мы позволяем себе им «восторгаться». Пока мы не научимся распознавать, какое поведение является здоровым, а какое нет, мы будем ходить в тумане, и утверждение, что «так делает каждый», не поможет оправдаться тем, кто катится при этом под откос.