И столько же обратно.

Так сколько же лет на самом деле этому гладкокожему и золотоволосому существу? Кстати, его светлые волосы, забранные в низкий небрежный хвост, стали явно длиннее с того дня, как он тащил на руках обессиленную и измученную меня в свой чертов корабль.

Я мысленно застонала, сообразив, что капитан сказал мне в анабиозной камере — звездолет приближается к цели, то есть, почти вернулся на родину, к звезде Альфа Драконис. А это значит, все, кого я знала на Земле, давным-давно мертвы… Мама, папа, брат Ярослав, прабабка Даромила… и даже один синеглазый репти…

Щеке стало горячо.

Скользящим движением золотоглазый приблизился, сел на мою койку и осторожно вытер мою слезу. И вторую. А потом я запретила себе плакать.

Горячий и влажный от моих слез мужской палец между тем опустился и погладил мне подбородок, слегка задел нижнюю губу…

— Не смейте, — призвав все свое самообладание, твердо сказала я и отвернула голову. — Вы меня похитили, но это не дает вам права нарушать мое личное пространство.

Он убрал руку… на мое бедро, провел легонько вверх по покрывалу, собирая его складками. Но, несмотря на нагло-захватнические действия, его голос прозвучал холодно и отстраненно:

— Послушай меня, аль-дэй, и не перебивай. Пока ты лежала в анабиозе, тебе давался ускоренный курс языка, культуры, этикета, иерархии и истории империи драконидов. Конечно, ты еще не научилась пользоваться этими знаниями, но умение придет быстро. И первое, что тебе нужно сделать — это вытащить вложенное в твою память знание о роли аль-дэй и их отношениях с аль-тарами, повелителями. Тебе придется принять тот факт, мое сокровище, что в присутствии твоего аль-тара у тебя нет и не может быть личного пространства.

Я подавила вспышку ярости. Может быть, напрасно. Но он что-то почувствовал, потому что его рука медленно и неохотно убралась с моего бедра.

— Не будем начинать наши отношения с негативных эмоций, аль-дэй, — примиряюще сказал он.

— Мы вообще не будем их начинать.

— Ты же не глупа, Василиса. Глупых в Космические академии не принимают или они там не выживают. Потому ты должна понять, что находишься очень далеко от Земли и полностью в моей власти. У тебя нет ничего и никого в этом мире, кроме меня.

— Ничего, кроме моего дара, не так ли? Иначе зачем я вам понадобилась? — прищурилась я. Что поделать, я действительно не была дурой.

Но он меня обломал, гад:

— Твой дар тоже пока ничто без полной инициации и соответствующей огранки. Но я уже начал работать над этим, и твой дар будет огранен, как полагается.

И, пока я придумывала достойный ответ — а мозги после анабиоза еще туго шевелились, со скрипом, — драконид взял мою левую ладонь, бережно погладил и улыбнулся:

— Теперь ничто и никто не помешает твоей правильной инициации.

А я задохнулась от ощущения падения, боли и ошеломляющей потери. Лишь через миг осознала — это воспоминание, а не чувства здесь и сейчас. А потом вспышкой вспомнила все-все. И прохрипела:

— Он мертв? Ты убил его, да?

Крылья его носа гневно раздулись, но голос оставался спокойным.

— Не знаю, кого ты имеешь в виду. Я никого не убивал… специально. Но не поручусь за несчастный случай.

— Кольца нет!

Я потерла левую руку. Оно всегда возвращалось! И мы с братом выяснили, что для него не существует расстояний. Кольцо Судьбы создано не людьми и, по словам прабабки Даромилы, существует не по физическим законам нашего мира. И, если его нет на моем пальце, то вывод один: мне уже не из кого выбирать.

Я все терла и терла безымянный палец, как будто от этого кольцо вернется. А ведь когда-то я его даже в царскую водку бросала, чтобы избавиться!

Драконид, заметив и оценив мой жест, усмехнулся с некоторой горечью, но не прокомментировал. Порывисто встал, отошел на шаг и, нажав на невидимую кнопку в стене, распорядился:

— Диири, подготовь ванну и ужин для аль-дэй.

Затем снова повернулся ко мне.

— Ты сейчас слишком слаба, Василиса, и все воспринимаешь острее, чем в обычном состоянии. У нас будет почти месяц, пока звездолет пересекает зону молчания вокруг нашей планеты, где запрещены гиперпрыжки. За это время ты придешь в себя, окрепнешь и подготовишься к аудиенции, потом я представлю тебя императору и семье. А сейчас отдыхай.

И ушел.

Бросил: «Отдыхай!», как команду «Лежать!» своей собаке, и даже не поинтересовался моими желаниями. А я и спросить ничего не успела. Ни о том, как скоро прилетим, ни о том, зачем я вообще ему понадобилась, ни о том, сколько времени мы в пути по земным часам… Надо было воспользоваться возможностью узнать хоть что-то, а я потратила время на бессмысленные препирательства. Мороженая каракатица, как же глупо!

Я попыталась встать, но не удержалась на слабых ногах и, падая обратно на койку, что-то задела рукой. Прозвучал мелодичный гонг, и в каюте открылась еще одна дверь, которую я поначалу не приметила.

— Госпожа! — метнулась ко мне девушка в белом комбинезоне и с белой же косой, как у капитана.

— Позвольте я помогу!

И только сейчас, когда ко мне обратилась эта незнакомка на чужом, но так хорошо осознаваемом языке, я поняла, что и сама на нем только что говорила с Аррадором — абсолютно неосознанно, словно понимала с рождения.

Меня прошиб озноб, такой, что я не сдержала дрожи. Мне стало очень страшно, до жути. Язык — это основа мышления, как нас учили в академии. Первое, что изучает ксенолог — способы общения иных существ, их языки, именно они дают понять иной разум, другого способа нет, даже если этот разум заговорит с вами на вашем языке. Любой, кто изучал иностранный язык, понимает, что в нем вшит менталитет другого народа.

В анабиозной камере мой разум, моя личность во время беспамятства были совершенно беззащитны. И если я с легкостью «выучила» язык иной планеты, то что еще мне впаяли в голову? Что я стала воспринимать, как неотъемлемую часть себя?

Взять ситуацию с моим падением. Незнакомка не посмела притронуться ко мне без дозволения, и это показалось мне совершенно естественным! С каких пор я стала воспринимать себя как нечто высшее, к кому нельзя прикоснуться без разрешения?

— Как твое имя? — спросила я, четко следуя всплывшему в голове знанию, что дракониды обращаются на «ты» к нижестоящим по социальной ступени, в том числе к детям, женам и любовницам, и на «вы» — к равным и вышестоящим, в том числе к женам вышестоящих.

Из этого следовало еще одно горькое понимание, что я для Аррадора — низшее существо, которое, к тому же, нагло хамит, говоря ему «ты» и нарушая иерархию в обращении. Любопытно, он стерпел и не поправил только потому, что мы были наедине? Или не стал усугублять негатив?