На следующий день, едва забрезжил рассвет, мы поняли, что верёвку нам не приладить. Команда, шедшая впереди нас, спустилась вниз, и мы могли либо остаться ждать, надеясь, что они решат проблему, либо выдвинуться и попытаться нагнать их, спустившись с горы пешком. Обсудив наше затруднительное положение, мы решили, что попытаемся слезть по обледеневшей поверхности утёса вниз, хотя в обычных условиях спуститься с него можно было только на верёвках. У любого потенциального прохода или возможного спуска, ската или соскока с такой высоты неизменно находился какой-то изъян, в буквальном смысле смертельный. Это было бы сродни попытке спуститься пешком по горнолыжному склону сложности «тройной чёрный ромб», по которому невозможно было бы спуститься даже на лыжах. Он был покрыт толщей снега, доходившей нам до пояса, и усеян смертельными ловушками во всех возможных направлениях.

Наконец мы заметили одну полоску снега, которая, как казалось, пробивается вниз сквозь крутой и изобилующий выступами склон скалы. Не имея изобилия других вариантов, мы начали карабкаться вниз, ища точки опоры и выступы, за которые можно было бы ухватиться руками. Лёд был покрыт снегом и был менее стабилен, чем каменистые образования, но, учитывая ограниченность имевшейся у нас экипировки, он был более безопасным вариантом. Этот проход был настолько узким и тесным, что мы не могли отклониться от него ни вправо, ни влево – иначе рисковали бы свалиться и разбиться насмерть. Мы перебирались через упавшие деревья, а потом внезапно оказались у обрыва высотой в десять футов, с которого можно было проскользить только в опасной близости к каменистым выступам кряжа. Наш шестичасовой спуск был очень рискованным – и это ещё мягко сказано. А я был обычным парнем, вдруг оказавшимся в чрезвычайной ситуации. Я тренировался всего шесть месяцев в преддверии этой гонки. Я жил в Нью-Йорке и работал в офисе.

Наконец мы спустились к подножию. Я обернулся, посмотрел вверх и увидел скалу, возвышающуюся над нами на полторы тысячи футов, – и крошечную полоску снега, по которой мы спустились вниз. Подняв головы, мы все подумали: «Твою ж мать, какие же мы идиоты! Пара шагов не в том направлении, и мы все погибли бы». Этот спуск определённо стал большим достижением, но я не хотел бы его повторить.

Позже по ходу гонки мы столкнулись с новыми сложностями. Мы шли на лыжах по пересечённой местности шестьдесят миль, но из-за того, что взяли с собой не те лыжи и не запаслись воском, оказались в несколько глупой ситуации. Мы шли на лыжах по пересечённой местности там, где есть только две небольшие лыжни. Эта колея тянулась на шестьдесят с лишним миль в богом забытой глуши. А ещё этот маршрут был очень холмистым, полным крутых подъёмов и спусков.

Очень скоро мы осознали, что застряли. Наши лыжи никак не могли поднять нас на подъёмы. Мы скользили на месте и никак не могли продвинуться. Мы обменялись раздосадованными взглядами, отстегнули лыжи – и тут же погрузились по пояс в снег, утягивавший нас вниз, словно зыбучие пески. Звучит глупо, но мы в буквальном смысле застряли на лыжне. Мы не могли продвинуться ни вперёд, ни назад, а когда отстёгивали лыжи, не могли потом пристегнуть их обратно.

Эдриан, один из парней нашей команды, поднимался на Эверест и был главным нашим экспертом. Его присутствие рядом вселяло мне некоторое спокойствие по поводу нахождения здесь; он, очевидно, был профессионалом по части решения трудных задач. Я смотрел на него, как нервничающий пациент смотрит на доктора в ожидании ободрения. В какой-то момент он повернулся ко мне и сказал: «У нас тут серьёзная ситуация. Возможно, катастрофическая». Меня это до усрачки напугало.

Однако каким-то образом мы пробрались дальше, и впоследствии нам повезло – температура упала. Тем, кто понимает особенности «дикого» лыжного туризма, – а мы их не понимали: очевидно, что разные типы воска «прилипают» к снегу при разных температурах. И вот мы, волшебным образом, будто в кино, сами того не заметив, вновь встали на лыжи и двинулись вперёд.

Но та ночь, которую я провёл на горе, мучимый галлюцинациями, была худшим отрезком моей жизни. Я говорю это без прикрас; за последние сорок лет я не раз был близок к гибели. Обычно, когда жизнь подкидывает тебе такие ситуации, ты можешь отчётливо разглядеть конец этого ужаса. Окей, пускай сейчас стоит жуткий мороз, но через два часа я буду сидеть в машине и смогу врубить печку на полную. Разумеется, мне предстоит болезненная процедура – но я могу попросить своего хирурга или дантиста ввести мне побольше обезболивающего при необходимости. Да, я только что больно ударился пальцем ноги, но эта боль быстро утихнет.

В ту же ночь никакого конца видно не было. Солнце вставало, но температура была сильно ниже ноля даже на солнце. Даже при лучшем раскладе мы всё ещё были в полной жопе. Никто не приедет за нами, чтобы спасти. Нам всё ещё предстояло отыскать дорогу до финиша. И нам это удалось. Повтори это достаточное количество раз, преодолей множество препятствий в целости и невредимости и со временем обретёшь это чувство уверенности, каким бы фальшивым оно ни было, уверенности в том, что с тобой всё будет хорошо, если ты просто дотянешь до конца. Давайте признаем: с какими бы вызовами мне ни приходилось сталкиваться в течение дня, они скорее всего не будут настолько суровыми, насколько были условия, в которых я оказался на том кряже.

Между тем, как ужасно ты чувствуешь себя по ходу гонки, и тем, как классно ощущаешь себя после её окончания, существует обратная взаимосвязь, так что можете не сомневаться – после той гонки я чувствовал себя на миллион баксов. Когда прорываешься из ада, несмотря на многочисленные препятствия, то и дело тормозившие тебя, и заканчиваешь гонку, которую, как тебе казалось, невозможно закончить, внутри тебя что-то происходит. Чувствуешь, что чего-то достиг, ощущаешь невероятную гордость за себя и в каком-то смысле становишься другим человеком.

Со времён Ukatek мне повезло (и достало глупости) поучаствовать ещё в нескольких из самых изнурительных гонок на выживание, какие только существуют в мире. Когда я рассказываю людям о том, что собираюсь сделать, большинство из них смотрят на меня так, что я понимаю – они считают меня глупцом или самоубийцей. Но знаете что? Есть и другой взгляд на эти вещи, более правильный. Бросать себе вызов, стремясь добиться большего, чем ты, по собственному мнению, можешь, – это ни разу не глупость – такие вызовы помогают понять, на что ты в действительности способен. Они порождают новое мировоззрение, такое, с которым ты можешь подойти и к другим вещам в своей жизни, которые считаешь трудными. Они открывают тебе твои возможности, о существовании которых ты даже не подозревал.

Вот почему я основал Spartan Race и вот почему написал эту книгу.

Spartan Up!

ОТКАЗ ОТ ПРЕТЕНЗИЙ К ОРГАНИЗАТОРАМ SPARTAN RACE

Все участники соревнований Spartan Race, гонок или других связанных с ними мероприятий должны понимать, признавать и соглашаться, что: