Маг, не договорив, важно поднял палец и многозначительно посмотрел на ошарашенного Антонио, который, едва сумев осмыслить услышанное, закрутился на месте.

– Я всё понял, уважаемый, и, значит, если у меня на власть нет и намёка, я должен избавиться от камня как можно скорее. Так?

– Возможно, какое-то время есть… – Маг задумчиво наклонил голову и добавил: – Однако благоразумнее поспешить. И, пожалуй, могу ещё добавить… По моему мнению, лучше чтоб этого камня вообще не было в нашем городе. Пусть себе путешествует среди сильных, оставив простолюдинов в покое… А потому дам тебе совет, Антонио…

– Я весь внимание, высокочтимый…

Антонио и сам не заметил, как поклонился магу, а тот, восприняв это как должное, закончил:

– У меня как раз сегодня был капитан Бенито Гарибольди. Днями он отплывает. На твоём месте я бы уже завтра утром предложил бы ему камень, и пусть сам капитан продаст рубин где-нибудь в Константинополе…

– Спасибо, уважаемый, я так и сделаю…

Антонио вздохнул с облегчением, в знак благодарности положил на стол мэтра золотую монету и старательно завернул сверкающий рубин в бархатку…

* * *

Патрон Бенито Гарибольди – хозяин и капитан большого грузового нефа[2]«Сан Себастиан», стоя на верху кормовой надстройки, с удовольствием осматривал паруса. Вообще-то и комит – старший офицер, и пилот – штурман, тоже были рядом, однако паруса – это главное дело патрона, и потому Бенито пока что не позволял себе спуститься в каюту, хотя ему очень хотелось этого.

Наконец патрон не выдержал. Он напоследок окинул взглядом большой парус, потом передний – тунигету, а за ним задний – менцану. Поскольку ветер понемногу слабел, капитан отдал распоряжение поднять ещё и верхний парус – топсель, посмотрел, хорошо ли натянут парусиновый тент, прикрывавший полупалубу, чтобы создать тень для особо важных пассажиров, и только после этого спустился вниз.

В последнее время у Гарибольди было чудесное настроение. Всё время дул только попутный ветер, благодаря которому пузатый неф, поставив все паруса, неожиданно ходко шёл открытым морем. Выходило, что на этот раз «Сан Себастиан» пройдёт путь к архипелагу почти на треть скорее, чем обычно, а это означало только прибыль!

В своей каюте Бенито уселся за узенький стол, поставил перед собой шкатулку палисандрового дерева и достал из неё завёрнутый в бархатку огранённый рубин. Эту драгоценность капитан купил почти перед самым отплытием, когда к нему на корабль заявился мастер-огранщик и предложил из-за сложившихся у него обстоятельств приобрести камень.

Тогда, едва увидев чудесный рубин, Бенито сразу решил, что купит его по любой цене, и тем не менее начал торговаться. Мастер, запросивший по первости огромные деньги, мало-помалу стал уступать, и в конце концов они пришли к соглашению. И что странно, оба были довольны сделкой, поскольку Антонио (а это был именно он) получил гораздо больше, чем ожидал, а Бенито заплатил намного меньше того, что было заявлено сначала.

Что ж до дальнейшего, то, откровенно говоря, Гарибольди ещё колебался. Ему очень хотелось оставить драгоценный камень себе, поскольку, как известно, такая вещь никогда не потеряет в цене. В то же время Бенито отлично понимал, что в Леванте или даже в самом Константинополе найдётся немало богачей, которые выложат ему за рубин деньжат намного больше, чем заплатил он сам.

Внезапно дверь каюты распахнулась и, не входя, матрос выкрикнул с порога:

– Наблюдатель из «вороньего гнезда» видит чёрные паруса!

Рука Бенито, державшая рубин, на какой-то момент замерла. Но, сообразив, что матрос, ещё торчавший в дверях, всё видит, капитан торопливо сунул рубин в шкатулку и, забыв повернуть ключ, помчался наверх.

Да, Пьетро Мариано, по судовой роли галиот[3](именно он примчался с сообщением), видел драгоценность. Нельзя сказать, что она очень уж поразила матроса, просто рубин напомнил ему об его собственном безденежьи. К тому же Пьетро слишком долго «был на мели» и за этот рейс надеялся кое-что заработать…

Всё это, пока матрос бежал вслед за капитаном, промелькнуло в его мозгу, но как только Пьетро очутился наверху, подобные мысли сразу вылетели у него из головы. Реальная опасность была так близко, что ни о каких деньгах речь уже не шла. Чёрные паруса неотвратимо приближались, и Мариано, которому уже доводилось встречаться с пиратами, в момент понял, что на этот раз дела плохи.

Раньше нападавшие просто брали с капитана выкуп, но сейчас их тихоходный неф стремительно догоняла сарацинская саэта[4].

А что это значит – Пьетро знал слишком хорошо: ему (если посчастливится уцелеть при абордаже) светило до конца жизни быть прикованным к «банке» турецкой галеры…

Впрочем, на нефе это понимали все. Пассажиры во главе с капитаном торопливо одевали доспехи. Те, у кого был аркебуз[5]или лук, вставали к бойницам, проделанным в фальшборте[6], а остальные матросы вооружались кто тесаком, а кто и просто веслом или вымбовкой[7].

А тем временем хищная саэта приблизилась на расстояние выстрела, и над её бортом враз вспыхнуло несколько дымов, сопровождавшихся грохотом. Получалось, что у пиратов есть бомбарды[8], и уже одно это лишало неф каких-либо шансов на победу. Однако, несмотря на явный перевес пиратов, жестокая борьба началась и с обеих сторон в противников полетели стрелы и арбалетные пули.

Держа в руках весло, Пьетро ожидал начала абордажа и вдруг ощутил нечто странное. Будто кто-то подталкивал бедняка-галиота воспользоваться случаем и завладеть сверкающим камнем… Подчиняясь неожиданно возникшей непреодолимой тяге, Пьетро сбежал в капитанскую каюту, открыл незапертую шкатулку и, удивляясь самому себе, ухватил завёрнутую в бархатный лоскут драгоценность.

И мгновенно мысли матроса приобрели совсем иное направление. Прячась от товарищей, он спустился в твиндек[9]и там, засунув похищенный рубин под большой палец правой ноги, соорудил сверху фальшивую повязку. Да, только так можно было надеяться сохранить камень, потому что ни один пират не станет разматывать грязную тряпку на ноге какого-то нищего матроса.