Гроза физически ощущал волны, исходящие от него и от жены, и восхищался ее решимостью. Впервые сила Лизы была направлена не на подопытное животное с открытым сознанием, а на людей, которых она воспринимала как врагов!

И тотчас он услышал стук в дверь квартиры этажом ниже и громкий голос:

– Откройте, милиция!

– Передай мне вещи и бери детей, – шепнул он Лизе, ни на миг не отвлекаясь от того, чтобы держать напряженным луч внушения и то и дело пронзать им восприятие этих двоих.

Снизу доносились робкие голоса перепуганных соседей.

Но вот милиционеры вошли в квартиру.

Раздался скрежет ключа в замке. Путь был свободен.

Теперь не медлить!

Гроза пропустил жену на площадку, закинул рюкзак за плечо, схватил чемодан.

– Жди меня на втором этаже, – пробормотал, с трудом подавив стон: такая боль пронзила вдруг голову.

Слишком много для одного дня! Если бы не тот ужас, который пришлось испытать на Малой Лубянке, он чувствовал бы себя сейчас гораздо бодрей. Там он бросил слишком много «огня»… Там он почти исчерпал свои силы.

Нет, нельзя ослабеть!

Гроза двинулся к парадной двери, ощущая, как его качает из стороны в сторону и все плывет перед глазами.

Устал!

Но уставать он не имеет права.

Эти трое агентов, которые идут снизу… Если они умеют защищаться, если у них есть металлические сетки, которые отражают мыслительные посылы, все пропало!

Гроза внезапно вспомнил, как ему самому пришла в голову мысль использовать металл для защиты от посторонних излучений. Это было 30 июня 1918 года на заводе Михельсона. Если бы тогда им с Трапезниковым удалось совершить то, что они намеревались, вся их жизнь сложилась бы иначе. И не только их жизнь, но и жизнь всей России.

Они потерпели тогда неудачу. И сегодня эти благородные герои-идеалисты тоже потерпели неудачу…

Неужели прав был Трапезников, когда говорил о воле Времени?!

Стоп. Некогда тратить драгоценные секунды на воспоминания! Он обдумает все это позже, если останется жив.

Вот именно!

Если останется жив… А за это нужно еще побороться.

Свободной рукой Гроза крепко стиснул лоб, силясь мысленным взором разглядеть возможную преграду.

И облегченно перевел дух.

Агенты пришли без сеток! Это обычные оперативники! То, что случилось на Малой Лубянке, их не насторожило.

Ну что же, тем хуже для них.

Гроза приказал агентам замереть и стоять так, пока они не услышат сигнальное слово.

Шатаясь, преодолевая дурноту, снова пробежал к черному ходу, выскочил на площадку, захлопнул английский замок, стараясь сделать это как можно осторожней.

Почти скатился по лестнице, краем уха услышав, какая тишина царит на третьем этаже.

И тут его накрыло…

Чья-то тупая воля скомкала мозг, стиснула его с такой силой, что у Грозы от боли подкосились ноги, а в глазах взметнулась красная кровавая волна.

Кто-то вступил в бой? Может быть, Павел? Это его воля?!

Нет. Павел давно уже ни на что не способен. Единственный, кто мог бы помериться с Грозой силой внушения, – это Барченко[5]. Но Александр Васильевич никогда не стал бы с ним сражаться. А главное – он ведь арестован еще полмесяца назад. Именно его арест стал последней каплей, переполнившей чашу терпения Грозы. После этого он и начал поддаваться на уговоры Вальтера и наконец согласился встретиться с ним и с его друзьями…

Встреча должна была состояться сегодня. И вот чем она обернулась. Снова кровь резко прилила к голове. Гроза вцепился в перила, чувствуя, что вся левая сторона разом онемела.

Нет, понял он, это не какой-то могучий враг сражается против него! Это его собственный мозг взбунтовался.

– Митя! – раздался испуганный шепот жены, показавшийся оглушительным.

– Не кричи… – с трудом выдавил Гроза, но тут же едва не оглох от собственного голоса.

Хватило сил понять, что никто не кричал. Это ему кажется.

Да, плохи дела…

– Лиза, идем, – пробормотал Гроза, с ужасом ощущая, что ноги почти не слушаются, а рот ведет на сторону. – Нет, погоди… Мне плохо. Помоги.

Лиза сразу поняла, что надо делать.

Уставилась ему в глаза странно посветлевшими в сумраке подъезда зелеными глазами, но Гроза тотчас зажмурился:

– Нет, не надо, не трать свои силы. Они еще пригодятся. Я сам.

Невероятным усилием воли дал себе посыл идти.

Обогнал Лизу, побрел вперед, чуть прихрамывая.

Мозг, чудилось, плавал в горячем тумане, силы уходили с каждым шагом, воля меркла, но Гроза не мог принять помощь жены. Через несколько минут ей придется рассчитывать только на себя. Прозрение, которое раньше ускользало, вдруг открыло черную дверь, за которой стояла его, Грозы, скорая и неминуемая смерть.

Та самая, которую он когда-то видел во сне. Та самая, которая была ему предсказана седым хиромантом с Арбата…

Он забыл об этом на долгие годы, но вспомнил сейчас.

И вновь зазвучали в памяти прощальные слова Трапезникова: «Мы должны будем принять победу или поражение с одинаковым смирением, потому что такова воля Времени. Прощай, Гроза! И помни: mors meta malorum. Смерть – конец страданий!»

Да. Конец страданий. Скорей бы…

Лизу тоже убьют. И для нее смерть тоже станет спасением.

А дети?!

– Зови Марианну, – пробормотал Гроза. – Зови!

И потащился вперед, недоумевая, почему так тяжело идти. Только уже когда вышли на Тургеневскую площадь, сообразил, что мешает чемодан.

Гроза знал, что чемодан им с Лизой больше не пригодится, но потребовалось пройти еще не меньше квартала, прежде чем он нашел силы разжать непослушные пальцы.

Сзади слышались неровные шаги Лизы: она еле брела. Гроза наконец остановился, хотел что-то сказать, подбодрить ее, но не смог.

Он тупо глядел на открывшийся перед ним Сретенский бульвар. Мигала вывеска кинотеатра «Хроника», и Гроза вдруг вспомнил, что в пору его детства этот кинотеатр назывался «Гранд-электро», потом – «Фантомас», затем – «Искра», а «Хроникой» он стал только год назад, в тридцать шестом. Они с Лизой смотрели там фильм… фильм…