Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через несколько минут вернулся носильщик. Его утомленное лицо расплылось в улыбке:
– Младенчик до чего славненький. Ну чисто цветочек.
Дама нервно сунула ему чаевые, буркнула:
– Этот цветочек, конечно, называется колокольчик! Будет всю ночь трезвонить!
И вошла в вагон.
Вскоре после отправления проводник, проверяя билеты, заглянул и в третье купе. Полная дама, уже снявшая свой пыльник и оставшаяся в цветастом крепдешиновом платье, подкрашивала губы, осторожно трогая их алой помадой в золотой трубочке, и неприязненно косилась на девушку, кормившую ребенка из бутылочки с соской. На столике стоял никелированный заграничный термос, а рядом лежала коробка с яркой картинкой и надписью: «Nestle».
Такую же коробку проводник видел год назад, когда временно работал на Северо-Кавказской железной дороге (теперь ее в Орджоникидзевскую переименовали). Дочь наркома ехала в Сочи в международном вагоне, а при ней был малый ребеночек, которого нянька всю дорогу пичкала этой самой буржуйской едой. Ох и орал он, бедняга, не желая кушать серо-белое месиво!
А эта девочка ничего, не капризничает, с большой охотой чмокает розовыми губками. Ишь, и впрямь как цветочек!
– Вы, гражданка, извините, – сказал проводник, приняв сочувственный вид, – только все купе, как нарочно, заняты под завязку.
Полная дама мученически завела глаза, но ничего, скандалить не стала, только капризным голосом спросила у соседки:
– Ребенок ваш как, спокойный?
Девушка растерянно моргнула, потом тихо ответила:
– Да, она очень спокойная.
– Не больно-то уверенно вы говорите, – проворчала дама. – Врете, конечно!
Девушка промолчала, опустила голову.
– Зовут-то как? – спросил проводник, любуясь хорошенькой малышкой с родинкой в уголке ротика.
– Меня? Ольга Зимина, – тихо ответила девушка.
– Да я про ребенка спрашиваю, – хмыкнул проводник.
– Ее зовут… – Ольга на миг запнулась, потом выпалила: – Женя ее зовут. Евгения.
Странное у нее при этом было выражение лица. Словно бы удивленное…
– Вы наши билеты проверили? – раздраженно спросила дама. – Ну и не стойте здесь, я хочу поскорей лечь.
– Может, вам чайку принести? – услужливо предложил проводник, но дама только отмахнулась.
Девушка тоже отказалась от чая.
Проводник пожелал пассажиркам спокойной ночи и ушел.
Дама отправилась в туалет, возле которого уже собралась небольшая очередь. А когда вернулась, сразу ощутила запах мокрых пеленок.
Ольга заканчивала перепеленывать своего младенца.
Дама сморщила нос и хотела было возмутиться, но, встретившись глазами с безмятежным взглядом малышки, почему-то промолчала и отвернулась к своему саквояжу.
– Мне надо переодеться, – сообщила она спустя некоторое время, когда соседка снова взяла запеленатого ребенка на руки. – Может быть, выйдете?
– Конечно, конечно, – засуетилась Ольга. – Я как раз в туалет схожу.
– Да вы оставьте девочку, я пригляжу, как же вы с ней там будете? – почувствовав неловкость, окликнула ее дама, но Ольга упрямо качнула головой:
– Нет. Ее нельзя оставлять.
– Да на здоровье, – фыркнула дама не то облегченно, не то обиженно. – Охота в туалете ребенком жонглировать – пожалуйста!
Когда Ольга через некоторое время робко заглянула в купе, шторы были уже задернуты, верхний свет выключен, а ее соседка лежала в постели. Платье она сменила на шелковый халат, разрисованный птицами. Такие халаты назывались по-японски кимоно, только Ольга об этом не знала.
Ольга осторожно положила девочку на подушку, закрыла дверь, повернула ручку и повесила на крючок свое пальтишко, до этого валявшееся скомканной кучкой.
– Хорошая у вас фигура, – вдруг усмехнулась дама, внимательно ее оглядывая при свете маленьких лампочек, горевших в изголовьях нижних полок. – Грудь, задница, талия… На зависть! Странно, что после родов ничуть не испортилась!
Ольга пробормотала, не оглядываясь:
– Да. – И прилегла рядом с девочкой, не раздеваясь, только сбросив с ног баретки.
– Вам же неудобно так спать будет, – зевнула дама, выключая свою лампочку. – Легли бы по-человечески! Хотя, похоже, уснуть вряд ли удастся. Наверняка ребенок нас ночью разбудит!
– Спокойной ночи, – тихо сказала Ольга и тоже погасила свет.
Спиной она ощущала враждебность соседки, но от спящего ребенка исходило такое чудесное, успокаивающее тепло, что Ольга не смогла сдержать улыбку. Она очень устала, но была удивительно счастливой – счастливой до слез!
Ей исполнилось тринадцать лет, когда умерла мать. С тех пор Ольга чувствовала себя страшно одинокой, никому не нужной и несчастной – до тех пор, пока отец не женился вторично. Нет, от мачехи Ольга тоже не видела ни добра, ни тепла, но у той вскоре родилась дочка, и нянчиться с маленькой Дашенькой пришлось Ольге. Она полюбила сестренку всей душой и очень быстро научилась управляться с ней не хуже мачехи. Правда, та была вечно недовольна, а потому взяла к дочке няньку. Ну и погубила этим дочку. Нянька частенько хаживала навещать родню, жившую в пригороде, а там начался тиф. Вот она и заразила всю их семью. Отец, мачеха и Ольга выжили, а нянька и маленькая Дашенька умерли. Мачеха не стеснялась пенять Ольге во всеуслышание: «Лучше б ты подохла!» А Ольга так горевала по сестренке, что и сама иной раз думала: «Да уж лучше бы я и в самом деле померла, ну кому я нужна?» Ей хотелось оказаться как можно дальше от дома, поэтому, все же закончив семилетку (из-за болезни пришлось остаться на второй год), она уехала с подружками в Москву. Говорили, там и с работой полегче, и вообще счастье свое можно найти.
И вот… В самом деле – Ольга нашла свое счастье! Вот эту девочку.
Она не задавалась вопросом, как и почему могла так стремительно, так мгновенно измениться ее жизнь, кто положил в скверике на траву эту малышку, почему рядом с ней оказался рюкзак с большими деньгами, пеленками, распашонками, едой и даже горячей водой в термосе, а главное – почему она, Ольга, ощущает неодолимую, почти физическую потребность быть с этой девочкой неотлучно, заботиться о ней и охранять ее, отдать за нее, если понадобится, жизнь. Все ее прошлое словно бы подернулось серой, почти непроницаемой завесой и отдалилось, сделалось совершенно неважным.
Сначала Ольга хотела назвать малышку Дашенькой, вспомнив покойную сестренку, но не стала. Во-первых, негоже называть ее именем умершего младенца, а во-вторых… Во-вторых, Ольга откуда-то узнала, что девочку зовут Женей.
Как, почему она узнала это?! Непонятно…
Впрочем, Ольга и не пыталась понять хоть что-то в происходящем. Действовала словно бы по чьей-то подсказке и не удивлялась, что ей везет на каждом шагу.