Багров перевернул пустую кружку, поставил еесебе на лицо, закрыв рот и нос, и принялся стонать в нее. Звук получалсякошмарный. Матвей был очень доволен.

– И где я только нашла этого дурака? –пробормотала под нос Ирка. Всмотрелась в Багрова и задумчиво добавила: – И,действительно, где мы с тобой познакомились?

– Не помню, – простонал в кружку Матвей.

Ирка недоверчиво сдвинула брови.

– Не помнишь?

– Я запомнил лишь твои глаза в этотмиг, – сказал Багров по-прежнему в кружку и непонятно было, говорит он правдуили лукавит.

«Я помню лишь твои глаза в этот миг! Как же,как же! Самый удачный способ отвечать девушке, почему ты забыл дату первойвстречи и всякого такого прочего», – подумала Ирка и на этом остановилась.

Конец мысли, жуткий ее блестящий хвост, она предпочлаоставить в темной и пыльной его норе. Валькирия не может быть счастлива влюбви, в той эгоистичной ее части, которая только для себя, или перестанет бытьвалькирией. Чего уж тут непонятного? Копье валькирии – копье правды и возмездия– не может стоять в кладовке, пока его хозяйка будет праздновать трехнедельныйюбилей сорванной вместе ромашки.

Дрова в буржуйке наконец высохли иразгорелись. Тянуть гарью перестало. Ирка представила, как выглядит их домикснаружи. Подвешенный между деревьями вагончик, подняться в который можно толькопо веревке, с торчащей из окна дымящейся трубой.

Минувшая зима выдалась спокойной, без крупныхстычек с мраком. Копье слушалось нормально, хотя всякий раз, вызывая его, Иркаиспытывала тревогу. Все-таки совесть ее была не совсем чиста.

Прочие валькирии навещали ее нечасто.Несколько раз заглядывала Бэтла, притаскивающая всякий раз по рюкзаку еды.Вспомнив, что Бэтла валькирия сонного копья, Ирка решила с ней посоветоваться.Незадолго до того ей дважды приснился навязчивый сон, будто она свалилась слодки в озеро и, чтобы не утонуть самой, выпустила из рук сразу опустившиеся надно шлем и копье. Потом, выбившись из сил, она спит где-то на песке, амножество мелких паучков ползали по ней и обматывали липкой паутиной.

– Снам не верь! Дохлое занятие! – сказалаБэтла, с хрустом откусывая яблоко.

– А разве свет не посылает снов? –спросила Ирка.

– Чудовищно редко. Чаще это делаютдругие, – ответила Бэтла. Учитывая, что рот у нее был набит, слово«другие» вышло как «жругие».

– А если сны сбываются?

– Тем более если сбываются. Представь, тыхочешь, чтобы некий человек упал в яму. Вначале ты подкладываешь ему под ногитвердые доски, а когда он утратит бдительность и станет наступать куда попало,доверяя тебе, подложишь гнилую.

Гелата заглядывала раза три. Как всегда онакуда-то мчалась, спеша за день побывать в десяти местах, и у Ирки сидела совсемнедолго. Едва успевала пожаловаться на своего оруженосца, в очередной разчего-то учудившего, и рассказать одну-две новости, касающиеся остальныхвалькирий. Ирка давно уже усвоила, что среди воительниц света Гелата являласьсвоеобразной нитью, соединявшей бусины отдельных судеб в единое целое.

– Будут приставать, что два пажа длявалькирии-одиночки слишком жирно, ты скажи, что Багров – паж Антигона, –заявила как-то Гелата, воззрившись на Матвея.

– Как это?

– А так. Историю учила? Вассал моего вассалане мой вассал. Вот и паж моего пажа не мой паж! Чуть что – сразу учебникистории под нос!

– Все-таки не говори никому, –забеспокоилась Ирка.

– Конечно, не скажу! – пообещалаГелата. – Что я, трепло? С этими оруженосцами вечно все через пень колоду!Вообрази: мой-то широкомордый стал примерять мои тёмные очки и – хруп! –выгнул дужки в стороны! Сколько они стоят он представляет? Ну, скажи, сразунельзя было сообразить, что его ряха не пролезает?..

– Гыг!

Лицо ее оруженосца, который при этом разговореторчал здесь же, рядом, расплылось от удовольствия и стало шире почтовогоящика. Вздумай кто-то сейчас надеть на него очки, любая оправа не простопогнулась бы, но и разлетелась на куски.

– А ну не улыбайся! Ты! У тебя нет чувстваюмора! – напомнила Гелата.

– И хорошо, что нет! – успокоил ее, азаодно и оруженосца, Багров.

– Чего тут хорошего?

– Если бы чувство юмора было у всех, мирпревратился бы в сплошную клоунаду.

Видимо, Гелата все-таки не удержала язык напредназначенном ему аэродроме за зубами, потому что уже на следующий день кИрке явилась Таамаг, суровая как царица амазонок. После Питера она относилась кодиночке значительно лучше, что, однако, не распространялось на Багрова.

Поймав его за свитер, она подтянула Матвея ксебе и, сопя ему в брови (Таамаг была на полголовы выше), предупредила:

– Заруби себе на носу, некромаг! Если из-затебя с ней случится какая-нибудь беда, я сверну тебе шею!

– Если с ней случится какая-нибудь беда, я самсверну себе шею, – пообещал Матвей.

Таамаг отпустила его свитер, ухмыльнулась ищелчком пальцев сбила с плеча Багрова соринку.

– На том и сговорились! Только учти: словназад не берем! – сказала она.

Сегодняшний обед состоял из двух банок килькив томате, которые вдобавок пришлось открывать Ирке. Багров и Антигон хорошоготовили по отдельности, но, проживая вместе, изредка устраивали друг другудемонстрации, что приводило к невеселым результатам. Две хозяйки на одной кухне– это верный обед в столовой.

Пообедав, Матвей встал, довольно потянулся и…тут это произошло. Внезапно Багров судорожно вдохнул воздух, схватился за горлои, сделавшись фиолетовым, завалился вперед. Скорчившись, он лежал на полу,подтянув к груди колени. Спина его содрогалась.

– Дышать… не… могу, – выкашлял он сусилием.

Ирка перевернула его на бок. Матвей был уже нефиолетовым, а сизым. Это было жуткое зрелище. Багровеющий багровый Багровбагровело багровел багрянцем.

– Что с тобой? – крикнула Ирка.

– Ды… шшшш… а-а…

Перевернувшись на спину, Матвей судорожнодернулся, выгнулся и застыл. Глаза его остекленели.

Ирка растерялась. Метнулась в один конецкомнаты, в другой. Как поступить и как помочь ему она не знала. Опытчеловеческий, а не опыт валькирий подсказывал ей, что в таких случаях делаютискусственное дыхание.

Ирка опустилась на колени, рывком, чтобы лучшевидеть, где сердце, разорвала на Багрове майку. Прильнула к груди ухом. Сердцене билось. Медлить было нельзя.