Мне здорово помогло, что меня в местный «клуб» пригласили тренироваться. Там контрактники были, которые этим делом увлекались, из города какие-то парни приходили. Офицеры были. Менты даже были. Нормальные парни, по крайней мере, с виду. Спокойные, уравновешенные. И мне такая среда была вполне привычна — запахи, звуки, ощущения везде одинаковы.

И я так вошел во вкус, что мне этих занятий пару раз в неделю стало мало. Да и делать мне в части, честно говоря, было нечего. Бойцы по нарядам расписаны, а если я сам не в карауле, то делай что хочешь. Скука. А тут комбат всю плешь проел: «Почему вы не заняты, товарищ лейтенант? У вас то, у вас это». На то и на это люди нужны. Раз он застал меня на спортгородке и опять начал: «Почему вы один здесь, а не с личным составом?» Так он меня допек, что я зашел в казарму, мобилизовал кого смог, и привел их на спортгородок. «Я, — говорю, — кмс по карате. (Приврал, конечно.) Буду делать из вас бойцов — по бразильской системе». Это я из «Ералаша» вспомнил. Был такой сюжет там, когда за вратарем зеркальная витрина была. Но из моего контингента никто, видимо, ничего не понял. Один абрек заартачился. Типа — «Кто ты такой?! Да я пошел». Что мне оставалось делать? Сделал я ему бросочек один. Грохнулся он и лежит. Орет: «Тебе конец!» Я говорю: «Будешь орать, будешь с Дадаем дело иметь». А Дадай в местной ментовке был что-то вроде авторитета. Не поймешь — то ли авторитет из ментов, то ли мент из авторитетов. Он сам как раз боевыми искусствами не занимался, не надо ему было, но в зал иногда заходил. Чего ему там нужно было, не знаю. Дадай молодых местных не любил почему-то, вроде что-то личное. Если какой молокосос к нему в обезьянник попадал, то огребал по полной — неважно, кто там у него родственники.

Остальные, глядя на такое дело, вообще притихли. Ну и, соответственно, начал я их гонять. Тут папоротники подтянулись поглазеть, потом ротный прискакал, потом сам комбат. «Вот, товарищ майор, — говорю я ему, — веду занятия с личным составом по рукопашному бою. Знаю, что не по расписанию, но что могу». Он посмеялся, но ничего не сказал.

Я, честно говоря, думал, что в следующие дни никого не соберу. Будут прятаться от меня по щелям, как тараканы. Но вот ошибся. Местных человек пять сами пришли, наверное, пробили, что я и правда не пустое место; славян я смог еще человек пять отловить по казармам. Мне все равно было, кто из какой роты или отдельного взвода — главное, что не занят ничем. Так как-то и пошло. Я форму держу, они пыхтят, терпят. Комбат, что хорошо, перестал зудеть. А когда пришел новый призыв, то тут у меня вообще проблем не стало: эти мне в рот смотрели, пикнуть не смели, не то что возразить. Я так было приготовился всю службу в таком режиме оттарабанить, а потом, глядишь, и на реальный контракт — лет на пять — посмотреть… Но тут эта чертова война началась…

Мой поток воспоминаний, вызванный случайно попавшим в руки фото, прервал визгливый сигнал домофона.

Я все никак не мог привыкнуть к этому звуку. Железную дверь с домофоном в нашем подъезде поставили совсем недавно, после громких и оглушительных разборок между жильцами. Я сам еще не привык им толком пользоваться, а уж мои друзья, которые раньше приходили в гости как к себе домой, и подавно. Толкнут по привычке дверь ногой, а она — железная. И стоят, смотрят на нее, как бараны на новые ворота: не могут номер квартиры вспомнить.

Откуда у меня собственная квартира? Довольно странная история. В Саратове — в этой квартире — жила моя двоюродная бабка. Видел я ее в жизни — если не соврать — раза три, не больше. И вдруг — нежданно-негаданно — оказалось, что свою однокомнатную, полученную за работу дворником (при советской власти такие квартиры дворникам давали), приватизированную квартиру она завещала мне. Вся родня немного обалдела, потому что, хотя у нее самой детей не было, были родственники и поближе меня. Сестра ее, например. Кто-то сказал, что я похож на бабкиного отца как две капли воды, свою близкую родню она вообще недолюбливала, а нынешнюю власть ненавидела, чтоб оставлять ей квартиру. Вот и не нашла ничего лучшего, чем мне квартиру завещать. Сестра ее пробовала права качать, но на меня где сядешь, там и слезешь. Я скоренько документы оформил: там подарок, там — денюжка. Где — малая, где — побольше. Когда надо, я могу и сам нужную инициативу проявить. Вот и стал я владельцем квартиры.

Оказалось, что в домофон звонил Леха. С ним мы вместе учились в институте, одну кафедру закончили, только он сумел ловко уклониться от призыва. На пятом курсе женился скоропостижно и завел ребенка. У нас с факультета не всех призывали, выборочно. Видимо, решили, что зачем призывать семейного с малым ребенком, когда неженатых и бездетных полно? Только я даже не знаю, кому из нас больше не повезло. Я ни секунды не жалею, что служил. А вот не жалеет ли Леха, что остался дома, — это еще большой вопрос.

Подвела его излишняя любовь к сексу. Как сейчас помню, еще курса со второго его словно заклинило: только о бабах и говорил. Красавцем он не был, чтобы они на него сами вешались, денег не было — все мы, наш круг общения, тогда были бедны как церковные крысы. К слову сказать, в нашей группе пара мажоров все-таки училась. Только круг общения у них свой был, и бабы — соответственно — свои. Так что Леха только мечтал. Но кто ищет, тот всегда найдет. Или так лучше сказать: бойся своих желаний, ибо они исполнятся. Где Леха выкопал эту бабу, я не знаю. Была она его на два года старше, раньше училась в одном с нами институте и жила где-то от Лехи неподалеку. И закрутился у них роман. Леха просто в эйфорию впал. Дорвался, а эта ушлая, видимо, ему ни в чем не отказывала. Мозг у Лехи отрубился напрочь. Только и рассказывал, сколько, как и в каких позах у них вчера было. И допрыгались до беременности и вынужденной свадьбы. У Лехи была мачеха, которой была безразлична его судьба. Отец тоже как-то не особо переживал по этому поводу. Он вообще очень флегматичный мужик был. Просто сказал, что денег на свадьбу нет. Ну нет и нет. Невесте было не до этого. Просто пошли в ЗАГС и зарегистрировались. Я на торжестве тоже был. И как-то я еще тогда подумал, что добром вся эта история для Лехи не закончится.

На свадьбе жених напился до положения риз, что особого удивления не вызвало. Но когда невеста напилась сильнее жениха — гости несколько занервничали. И имя-то какое-то у Лехиной жены оказалось странное — Ядвига. Пьяная, беременная… Я тогда еще решил, что долго эта комедия не продлится. Но Леху я недооценил. Родилась у него дочка — слабенькая и болезненная, — и прикипел к ней Алексей просто без памяти. Ну а там где дочка, там и мама. Жили они все у ее родителей, ну а где же еще? Кто бы стал терпеть Ядвигины загулы, кроме ее матери. Кто был ее папаша, я не знаю, а Леха как-то очень невнятно на эту тему выражался. Я подозреваю, что если он вообще был, то квасил нехило, раз Ядвигу пришлось кодировать.

В общем, оказался Леша примерным семьянином при никакой жене. Вот только после того, как я уволился из армии и осел в Саратове, Леха ко мне зачастил в гости. Я его хорошо понимал: к родителям своим идти было тошно — там его особенно никто и не ждал, в семейном «гнездышке», видимо, просто осточертело. Куда ему было еще идти? Был, правда, общий друг Славик, но он и сам недавно женился на богатой и перспективной невесте, и ему было сейчас не до Леши. А я — один. Обычно я его угощал пивом. Иногда Леха сам приносил трехлитровый баллон.