Она расстегнула и его куртку, и свою, легла так, чтобы, не мешая дышать, согревать его теплом своего тела. И так лежала терпеливо, почти не ворочаясь, даже если немели рука или нога, пока не стало действовать лекарство или противоядие.

Что бы ни было в той её склянке, оно постепенно сняло боль и остановило пожар внутри него. Чувствуя свою слабость, наарт одновременно почувствовал и то, как слабеет и удаляется смерть. Женщине – надолго ли – удалось её отогнать.

Незнакомка помогла ему встать. То ли когда лежала рядом, то ли сейчас вспомнила, но она сказала одно слово на его языке: «Вместе». «Вместе», и показала рукой вдаль.

Юуз, так звали женщину, немного говорила на языке наартов. Они шли очень медленно, часто останавливаясь. Он не терял сознания, но перед глазами всё плыло, действительность перемешивалась с воспоминаниями о последних днях, сегодняшнем и вчерашнем. Чувствуя, что наарт устаёт и тяжелеет, Юуз, поддерживавшая его, останавливалась. Если бы она хоть раз позволила ему упасть на землю, он бы, наверное, уже не встал. Снадобье спасло его, но не исцелило, и с каждой новой сотней шагов он всё больше убеждался в том, что сейчас только воля Юуз держит его на ногах, а может быть, и вообще держит в этом мире… Если он упадёт, хрупкая человеческая женщина не сможет поднять большого, крупнее всякого из её племени, мужчину. Но Юуз, тоже понимавшая это, всякий раз останавливалась возле деревьев, она приваливала наарта к стволу, тот хватался за дерево, пытаясь не сползти на землю, а женщина, упершись в него руками и сама едва отдышавшись, начинала говорить с ним: чтобы он не потерял сознание.

Вот тогда он и узнал, что её зовут Юуз. Это было в их первую остановку. Сначала она, то ли от потрясения, то ли от стеснения, едва выжимала что-то внятное из себя, но каждым разом, с каждой их остановкой у неё получалось сказать лучше и больше.

Юуз была смышлёная, видя, что наарт не может говорить, она спрашивала и заканчивала вопрос словом «понимаешь». «Мы недалеко идти. Нужно отдыхать, лечить тебя. К людям нельзя. Ты знаешь, где можно спрятаться, понимаешь?» Он глазами отвечал: «Понимаю». – «Знаешь?» – «Знаю». – «Это сколько идти, понимаешь?» – «Понимаю» – «Сколько? До ночи прийти?» – «Да».

Он пообещал ей к ночи дойти до убежища, и теперь обещание нужно было сдержать. В лесу была землянка, где они с товарищами ночевали, когда охотились или рыбачили. Может, кто-то из выживших… Хотя – нет, он же сам видел, как они умирали…

«Там будут другие наарты, понимаешь?» – «Понимаю». – «Да?» – «Нет?..» Она, спрашивая, выглядела встревоженной. Трудно сказать, кого она боялась больше – его или своих соплеменников. Он, чтобы успокоить, положил свою ладонь на голову Юуз, и её голова почти полностью уместилась под его пятернёй. Она вздрогнула, замерла. Кажется, это было ей неприятно. Наверное. Она потеряла отца своего ребенка, это очевидно. Потеряла того, кто единственный имел право свободно прикасаться к ней. И тут чужак, недавно готовый её убить, по своей прихоти… Наарт быстро, хотя и осторожно, убрал ладонь.

Они, в конце концов, добрались до землянки. Только тут он провалился в сон, в забытье, в болезнь… Что делала Юуз, он не знал. Но, когда ненадолго приходил в себя, всегда видел её перед собой. Она не ушла, и если он правильно понял, она решила дождаться его выздоровления и продолжить путь вместе.

Через несколько дней ему стало лучше. Юуз отпаивала его какими-то травками. Способность говорить вернулась, правда, голос был хриплый, страшный, неловко было пугать им женщину. Он раньше, вообще-то, часто бывал один, и говорил, если приходилось, чаще мысленно, поэтому молчать для него было удобнее и привычнее, его голос и раньше подолгу находился без дела. Но женщина ведь не слышит мыслей, с ней нужно говорить вслух.

Это, если подумать, не такое уж плохое качество: не слышать чужих мыслей. Если бы она слышала его, когда бежала к оврагу: в ту минуту он мечтал вырвать сердце или сломать ненавистному человеку позвоночник… Если бы чувствовала несдерживаемую огненную боль от яда, пока лежала рядом на мокрой листве… Если бы слышала его бессильную ругань и крик «Брось!», когда помогала идти по лесу…К счастью, она не слышала.

Вечером Юуз сидела у него в ногах и глядела на маленький огонёк щепы, освещавший землянку. Она не повернула головы, словно завороженная пламенем, только вдруг, посреди тишины спросила наарта: «Как мне звать тебя?» И он, будто с неохотой, отозвался: «Агсар».

Хотя они оба ни разу не назвали друг друга по имени, но сам обмен именами был для них чем-то очень глубоким. Чем-то вроде побратимства для этих двоих, поставленных войной на грань страха, недоверия, отчаяния и ненависти.

На следующий день Юуз куда-то пропала. Когда он проснулся, женщины уже не было, часы шли, а она не возвращалась. До сумерек оставалось совсем мало времени. Он несколько раз выбирался из землянки, ходил вокруг, пытаясь её услышать. У него ещё не было сил уйти далеко и искать её по запаху, и оставалось только ждать, надеясь, что она вернётся.

У них заканчивались припасы, Юуз, должно быть, решила их пополнить. Но как? Собирает ли она где-то грибы и коренья? Или отправилась к своим, к людям?

В лесу на неё могут напасть звери, случайно уцелевшие наарты, да и люди могут оказаться опасны… Она не возвращается, потому что зашла слишком далеко или потому, что попала в беду? А может, вернувшись к своим, она переменила решение идти на север…

Но Юуз вернулась. В руках у неё действительно была корзинка с собранными грибами и корешками, но не они были причиной её долгого отсутствия. Юуз ликовала. «Смотри!» – женщина торжествующе вытащила главный трофей – подбитую птицу. «Когда ты ещё болел и спал, я каждый день стреляла. Прости, я взяла здесь твой лук. Я умею стрелять, но очень плохо. Я каждый день стреляла, но все ещё плохо. И стрелы … не хочу сломать… Поэтому я искала птиц и кидала камень…» Искала она их, видимо, долго, и не раз просто распугала. Но, наконец, природа сжалилась над Юуз, и той удалось из пращи подбить молодого рябчика.

Он сказал ей, чтобы она впредь предупреждала, куда идёт, но Юуз или не придала его словам значения, или имела другое мнение насчет того, должна ли она сообщать ему что-то. Так или иначе, дней через