начала сбиваться и говорила с трудом: словно сам язык наартов не хотел служить ей, не хотел выдавать мрачную правду.

– Твой хозяин был не из людей? Как ты к нему попала?

– Меня продали. Люди продали наартам, продали ему… Ты говоришь, береги ребёнка… Я не знала… Я не хотела, чтобы это быть правда… Его ребёнок… Я не хочу его!.. Ты ради этого ребёнка меня защищать хочешь? Нет!.. Я не буду ждать тебя здесь. Я не буду ждать этот ребёнок!.. Этот ребёнок не родится!..

Ты тоже теперь посадишь меня на цепь? Да? Он думал, что я не убегу… Но я убежала… А он умер. Ты думаешь, что я не убегу? Что я не смогу умереть, если захочу? Нет! Если захочу, ты сам меня убьешь… Вот, слушай: это я сыпала яд вам в воду. Хозяин пришёл в город на праздник, вся его семья пришла, и я пришла. Но по дороге меня нашли люди и дали яд. Попросили помочь победить вас. Сказали, что я буду свободна и смогу отомстить. Днём хозяин посылать меня за водой, я ходила к разным колодцам и везде бросала яд… Я смотрела, как вы мучаетесь и умираете… Тысячи! Да, тысячи! И женщины!.. И дети!..

– Замолчи!

– Убивай: это я их всех убила! Убивай меня!

Это было просто, так просто, что не укладывалось в голове. Что теперь делать с ней? В самом деле держать на привязи, чтобы выносила ребенка? Отвести на суд к старейшинам? Швырнуть в пропасть со скалы?

Вот отчего была такая тоска в её глазах.

Юуз привела смерть в город, Юуз отогнала её от него, и вот теперь она сама должна заплатить ей свою дань. Что бы ни решил Агсар, это никак не изменит положение: у Юуз дела не с ним, не с наартами, не с людьми, у неё дела со смертью. И Юуз понимает это.

– Я не хочу тебя связывать. Я не хочу тебя убивать. Дай мне слово, что ты ничего не сделаешь: ни себе, ни ребенку.

Женщина опустила голову, то ли кивнула, то ли не хотела соглашаться.

В доме стало тягостно – впервые за то время, как они пришли сюда.

– Ты тогда спасла меня. Почему? Ты же хотела быть свободной, почему не ушла к людям?

– Какая разница. Я испугалась, ты хотел убить меня.

– Нет, ты же видела, что я не смогу этого сделать. Ты каждый день могла уйти. Но ты осталась.

– Осталась. Не знаю. Может быть, пожалела.

– А сейчас бы?

– Что сейчас?

– Если бы сейчас у тебя был выбор: ты бы меня убила?

– Наверное.

Он зачерпнул воды в ковш, поставил на стол.

– Я выйду ненадолго. Положи яд в воду. Для меня.

Ночь была тихая, не очень холодная, но сырая. Если боль будет сильной, можно просто, раскинув руки, упасть со скалы.

Стоит ли целый город одной человеческой жизни? Стоит ли одна жизнь целого города? Примут ли его предки? И что он скажет в своё оправдание?

Ни один ответ не приходил в голову. Ему, как и Юуз, хотелось просто, чтобы всё кончилось.

Когда он вошёл в дом, женщина со страхом взглянула ему в лицо. Наарт спокойно подошел к столу, взял ковш и неторопливо, но решительно выпил воду – всю, без остатка.

– Ты свободна. Но ты дала мне слово. Береги себя.

Сырая ночь приняла его. Влажная морось, как и в тот день, когда пал город, прилипла к щекам. Что бы ни сказали предки, эти дни имели смысл. И его жизнь – тоже. Как и теперешнее решение. Всё имело какой-то смысл.

– Агсар!

Она крикнула это громко. Стояла на пороге дома, вглядываясь в темноту. Она так крикнула, что хотелось броситься, подбежать к ней, обнять: утешить, хоть немного уменьшить её отчаяние и неизбывное горе. И он, боясь обнаружить себя, стоял поодаль, надеялся, что Юуз его не увидит и, в конце концов, уйдёт назад.

Чувства, даже плохие, рано или поздно исчезают. Горе постепенно отпустит её, а после и память об этом дне сотрется.

Но Юуз, не дождавшись ответа, шагнула вперед. В темноте она видела плохо, к тому же не знала, в какую сторону идти. Не поскользнулась бы, не сорвалась ненароком.

И наарт, кляня себя за слабость, быстрым шагом пошел к ней.

Едва заслышав шаги, Юуз издала какое-то восклицание, вскрикнула, как кричат испуганные дети, обернулась, подалась навстречу, и, как только они оказались рядом, обняла его – крепко, словно никогда не собиралась отпускать. Обняла и зарыдала.

«Прости! Прости!», – ничего, кроме этого, она не говорила. И лишь спустя какое-то время, когда он смог успокоить её, Агсар узнал то, что Юуз не рассказала ему прежде.

Когда случай столкнул их на кромке оврага, она бежала из города. Что она вливает в колодец смертельный яд, Юуз не знала. Её убедили, что это средство вызовет колики и заставит наартов маяться животом. Тогда женщина и другие рабы из числа людей смогут беспрепятственно ускользнуть. Каждому из них дали яд и маленькую склянку с противоядием – на случай, если подозрительные хозяева заставят выпить отравленную воду.

Когда наарты стали мучительно умирать, когда загорелся город, Юуз испытала ужас. При всей ненависти, она и не помышляла о такой мести.

Она бросилась прочь, бежала, куда глаза глядят. Падение в овраг остановило панический страх. Она увидела умирающего – умирающего безвинно и, одновременно, по её вине – и поняла, что должна спасти: хотя бы кого-то, хотя бы одного…

– Юуз… Пожалуйста, спаси еще одного…Ты можешь…

«Таким образом, игровая терапия представляет перспективную область исследования и разработок, в том числе в такой сложной сфере как реабилитация жертв насилия. Объединение усилий программистов и психологов оказалось очень плодотворным, а тестирование протоверсии помогло нам, разработчикам, сфокусироваться на доработке деталей. В состав команды, которая дорабатывала продукт после первого тестирования, вошли некоторые из тестировавших его пользователей, успешно прошедшие курс реабилитации. В данный момент мы запускаем тестирование ещё одной, новой версии, тестовая группа уже набрана. Надеемся на интерес к нашим разработкам, будем рады участию инвесторов в развитии проекта реабилитационных компьютерных игр. Спасибо за внимание».

Представление проекта закончилось. Молодая женщина в черном брючном костюме, проводившая презентацию, выходя из конференц-зала, достала из сумочки телефон. Один пропущенный вызов. Она посмотрела контакт: «Агсар». Вызвав абонента, женщина направилась через коридор к лестнице.

– Да, закончила. Хорошо. Так хорошо, что мы с тобой сегодня можем отпраздновать. Конечно, по дороге всё расскажу. И, если ты помнишь, у нас