Солнечного света становилось все меньше, по мере погружения пространство как будто смыкалось, в темных ущельях, прорезающих склоны, появились глубинные формы жизни.

Хранитель уверенно плыл вперед, задавая направление, и вскоре, сразу за перевалом, взглядам людей открылся титанический разлом Бездны.

Дно океана обрывалось пропастью. Тому, кто впервые оказался на Краю Мира, всерьез казалось, что здесь заканчивается все сущее, а глубже и дальше простирается нечто нематериальное, не подвластное пониманию.

История Лазурного Чертога знала безумцев, пытавшихся достичь дна Бездны, но никто не возвращался оттуда, кроме отшельника Фридриха, заплатившего непомерную цену за вызов, брошенный таинственным, непостижимым разуму глубинам.

Даже с Утеса Эмиранга, нависающего над пропастью, невозможно увидеть ее противоположного края. С незапамятных времен сохранились предания о расположенных по другую сторону Бездны кипящих широтах, преграждающих путь любому, кто осмеливался пуститься в плавание: неодолимые колоннады извергающихся газовых столбов поднимались из неведомых глубин к поверхности океана, отравляя воду, заставляя ее кипеть.

Хранитель Хорест подал предостерегающий знак.

Утес Эмиранга омывали мощные, коварные течения. Их нужно преодолеть заранее и процессия свернула с прямого пути.

Николай и Катя часто беспокойно оглядывались, но четверо молодых пловцов, взявшись за специальные ручки герметичной капсулы, успешно боролись с течением.

Вскоре стремительный подводный поток остался позади.

Утес Эмиранга представлял собой обширную неровную площадку, с мягкими контурами похожей на стекло поверхности. Пять параллельных борозд пересекали ее, словно в далеком прошлом огненная длань загадочного существа, пытавшегося удержаться на краю Бездны, расплавила камень и вытянула размягчившиеся скалы в направлении пропасти.

Течение тут ослабевало, вода казалась неподвижной.

Наступал решающий момент.

Николай и Катя оцепенели. Напряжение достигло наивысшей точки: им казалось, что все жилы сейчас лопнут, но ни он, ни она не могли пошевелиться, – плоть эмирангов, облегающая их тела, сжалась, парализуя мышцы, – существа-симбионты заметно нервничали, осознавая значимость момента, делая все, чтобы люди в порыве эмоций, под воздействием стресса не совершили непоправимого поступка, способного прервать таинство погружения.

Хорест подплыл к кромке обрыва. Его эмиранг трансформировался, мышцы существа бугрились, образуя два эластичных выроста по бокам человеческого тела.

Хранитель взялся за ручки герметичной капсулы, без усилий поднял ее, и…

Оттолкнувшись от края пропасти, он воспарил над темными глубинами. Крылья эмиранга совершали плавные волнообразные движения, помогая человеку плыть по спирали, преодолевая течение в поисках той единственной точки, где вода замирала, превращаясь в бездонный омут.

Наконец он нашел ее.

Несколько секунд Хранитель парил на одном месте, затем внезапно разжал пальцы, выпуская из рук массивную капсулу с заключенным внутри ребенком.

Все замерли.

Герметичный цилиндр, обладающий отрицательной плавучестью, начал медленно погружаться в Бездну.

Еще мгновенье и толща темной, как смоль, воды поглотила утлую скорлупку.

Никто в точности не знал, что происходит в глубинах Бездны, – даже Хранитель не мог поручиться, что медленно погружающуюся капсулу в какой-то момент подхватит эмиранг, – не все дети возвращались оттуда.

Таков был Путь Выживших, чьи истоки терялись в глуби веков.

* * *

Прошел час, но ничего не изменилось.

Хранитель подал знак, и четверо его помощников отправились в обратный путь к Лазурному Чертогу.

Хорест, словно изваяние, застыл на краю Утеса, – он ждал, безмолвно глядя, как обезумевшие родители Инги, поддерживая друг друга, парят над Бездной, всматриваясь в темные глубины пропасти.

Их ожидание могло завершиться в любую минуту, а могло обернуться вечностью.

Лазурный Чертог. Пятнадцать лет спустя…

– Мам, пап, я скоро вернусь! – Инга глубоко вдохнула, и, не дожидаясь ответа родителей, нырнула в шлюзовой бассейн.

Мать, выглянув из соседней комнаты, лишь покачала головой. Темная гладь воды расходилась пологими волнами, на бортике лежала сброшенная дочерью домашняя туника, сплетенная из тончайших водорослей.

Инга росла звонкой, непоседливой, будто в ней жили брызги солнечного света. Сколько же в ней энергии, и сколько волнений приносит родителям ее стремительная непосредственность?

Катя взяла тунику, расправила ее. Привлеченный голосом дочери и плеском воды в центральное помещение батт отсека вышел Николай. В руках он держал крупные раковины моллюсков, из которых при помощи несложных инструментов изготавливалась домашняя утварь.

– Где Инга?

– Поплыла гулять. – Катя подошла к окну, выглянула наружу, но дочери уже и след простыл. – Коля, – она обернулась, – а когда мы расскажем Инге о Пути Выживших?

– Никогда, – Николай запнулся. – Ну, по крайней мере, не сейчас, – добавил он.

– А если она случайно узнает?

– От кого? – он тоже подошел к окну. За пятнадцать лет Лазурный Чертог неузнаваемо изменился. Не стало Хранителя, а вместе с ним угасли вековые традиции, их пересилил страх. Уже давно никто не решался приплыть на Утес Эмиранга, вверить своего ребенка непредсказуемой воле Бездны. – Ты же видишь, как все складывается. Новое поколение растет в тесноте батт отсеков. Город меняется, жизнь тоже. Люди перестали следовать традициям. Я вот все чаще подумываю: а не перебраться ли нам насовсем в Изумрудную Гладь?

Катя как будто не слышала последних слов мужа.

– Выходит, наша дочь последняя из поколения Пути Выживших? – спросила она.

– Получается так. Скоро она повзрослеет, и тогда сможет понять происходящее, а сейчас мы только расстроим и напугаем ее своими рассказами.

– Пожалуй, ты прав, – подумав, согласилась Катя.

* * *

Инга не слышала разговора родителей.

Короткий тоннель вывел ее наружу, неяркий приглушенный изумрудный свет объял девушку, она грациозно влилась в течение, проходящее по верхней границе Волнующегося Леса, и мысленно позвала эмра.

Эмиранг не любил тесный бассейн батт отсека, он предпочитал дожидаться юную хозяйку, лежа на песчаном дне, среди густых подводных зарослей.

Инге не пришлось повторять мысленный зов. Стена водорослей всколыхнулась, стремительная тень радостно рванулась к ней. Каким образом эмиранги воспринимают ментальное обращение, как отличают мысль одного человека от мыслей другого? Инга не задавалась подобными вопросами. Она выросла в гармонии с окружающей стихией, принимая многие явления как естественный, незыблемый порядок вещей.