Алиса Конк выдохлась. Она старательно набрала полную грудь воздуха и приложила ко лбу ладонь. И Пикассо вдруг понял, почему эта странная особа так нравится его жене. «Она живая», — однажды обронила Элен. Ему тогда послышался в ее словах какой-то упрек, но сейчас стало ясно, что имела в виду Элен. Алиса производила впечатление человека, поддерживающего с жизнью чрезвычайно сложные отношения, состоящие исключительно из чистых цветов, пронзительных звуков и, как ни странно, изрядной доли отстраненности. Она закурила еще одну сигарету. Пикассо не стал открывать окно. Она ласково улыбнулась ему и продолжила свой рассказ:

— Она налила мне еще чашку кофе, и меня опять замутило, еще сильнее. Я уставилась на ее кимоно, но этот красный цвет меня доконал. Схватила корзинку для бумаг, и… Меня вывернуло. Мне было очень плохо. Я даже задумалась, кто она такая на самом деле, эта девица… Она предложила мне прилечь и чуть не волоком потащила в спальню. Наверное, я на минутку задремала, потому что, когда очнулась, обнаружила, что лежу в кровати с балдахином, и со всех сторон свисает белая кисея. Дверь была закрыта. Я перепугалась до смерти. — Алиса неодобрительно посмотрела на Пикассо, чуть помолчала, а потом очень тихо, почти шепотом, произнесла: — Я сунула руку под подушку и вытащила ночную сорочку. Атласную, цвета слоновой кости. На тоненьких бретельках. Не бретельки, а ниточки… — Она поелозила на стуле. — Катрин Херш вошла в комнату в ту самую минуту, когда я сидела, зарывшись носом в ночную сорочку, и пыталась определить, чем она пахнет… Я сознавала, что выгляжу полной идиоткой с этой тряпкой в руках, ну и… Взяла и высморкалась в нее. Просто чтобы прийти в себя.

Пикассо обменялся с помощником понимающим взглядом, которого Алиса, внимательно изучавшая свои руки, не заметила.

— Я встала и пошла за ней в гостиную. Ковер она уже вычистила и расставила все вещи по местам. Спросила у меня, как я себя чувствую, и уселась рядом на диване. Она вела себя так, как будто меня вообще не было в комнате. Мне кажется, я никогда в жизни никого не ненавидела так, как ее в ту секунду. Длинные блестящие волосы. Самообладание. Водонепроницаемые часы. Вам не понять. Вы думаете, что я — жаба, возмечтавшая есть из одной тарелки с королевской дочерью.

Нежные женщины… Фотокорреспонденты-международники… Волшебные сказки… Пикассо растерялся и опустил глаза. Алиса заплакала — тяжкими, горькими слезами, смазавшими черты ее лица, искривившими рот и затуманившими ясный взгляд. Инспектор протянул ей бумажный носовой платок. Она высморкалась и заговорила снова:

— Она встала, достала с полки коробочку. В ней лежали сигареты. Самокрутки. Протянула мне одну. Мы сидели и молча курили. Я сразу догадалась, что там не просто табак. Потом спросила, не встречались ли мы с ней раньше. Ясное дело, если кто и должен был сохранить эту встречу в памяти, то не она, а я. Несколько лет назад на юге проходил фотофестиваль. Она сделала стойку на Венсана. А у меня поинтересовалась — клянусь вам, это чистая правда, — «как поживает ребенок». Она имела в виду Ирис, ей тогда еще и годика не было. Я вспомнила все это и жутко разозлилась. И назло ей спросила, а почему у нее самой нет детей. Я их хорошо знаю, этих девиц. Их ахиллесова пята — это семья. Она захохотала. Вы, говорит, наверное, единственный человек в Париже, которому неизвестно, что я предпочитаю женщин. Не верю, сказала я. Тогда она встала, взяла меня за подбородок и поцеловала.

Алиса замолчала и замерла с полуоткрытым ртом, уставившись на свою руку без единого кольца. У нее заболела голова. В неуютном кабинете инспектора было холодно и душно одновременно. На лице Пикассо играли голубоватые отблески призрачного света, падавшего с экрана монитора.

— Продолжайте, — предложил он.

— Я дала ей по морде. Довольно сильно. — Алиса откинулась на спинку стула. Ее взгляд стал пустым, а на губах заиграла довольная улыбка — она явно заново переживала всю сцену.

За спиной у нее зашумел Куаньяр, и она опять заговорила:

— Начиная с этой минуты я не очень точно помню, что происходило. Наверное, ей лучше знать. Хотя кое-что помню. Я хотела убежать, но не могла найти выход. Забрела на кухню и проверила помойное ведро. Идея фикс, разумеется. Я была уверена, что у нее даже отбросы эксклюзивного качества, но в этом следовало убедиться. Я кричала. Не знаю почему, но я кричала и не могла остановиться. Наверное, так индейцы вопят, когда собираются вокруг своего тотема. Катрин Херш я нашла в ванной комнате. Она стояла у зеркала и рассматривала щеку. Щека опухла.

Алиса рассмеялась. Куаньяр повернул голову, пытаясь поймать взгляд Пикассо. «Пусть говорит, — дал понять ему тот. — Там видно будет».

— Она говорит, что вы вернулись в гостиную взять еще одну сигарету с наркотиком, — сказал инспектор.

— Возможно. Во всяком случае, ее безразличие меня взбесило, и я встала возле дверей ванной, чтобы проследить за ней. Она пустила воду и забралась в ванну. Я сходила, принесла стул и села напротив нее. У нее оказалась большая грудь, и она плавала над водой, окруженная пеной, как колпак Деда Мороза с меховой оторочкой. Мне кажется, мы обе были очень серьезны и сосредоточенны. Тут она начала рвать на себе волосы. Выдергивала прядь за прядью, яростно и методично. Я глаз не могла отвести. Потом спросила, это правда, что она спит с Венсаном, и она ответила, что да. — Алиса обернулась, сделала Куаньяру какой-то непонятный знак и продолжила: — Потом все случилось очень быстро. Я пошла в гостиную, вырвала провода у компьютера. Связала ей руки и привязала к крану. Она дергалась, как огромная жирная кукла. И орала как ненормальная. Что она пошутила, что никогда не спала с Венсаном, что ее такие говнюки не интересуют. Потом она запыхалась и стала дышать по-собачьи, ну, знаете, такими короткими всхлипами, нас так учили перед родами. Я опять ушла в гостиную, выкурила еще косячок на дорожку, это я хорошо помню. Потом вернулась в ванную и села перед ней. Она нервно кашляла и делала вид, что меня здесь нет. Я сказала ей, что ухожу. В подъезде я посмотрелась в зеркало, там у них висит большое зеркало, рядом еще наряженная елка стояла, вся в гирляндах. Я представила себе, как Катрин Херш лежит там посреди пены, и мне стало совестно. И жалко ее большие сиськи. — Куаньяр у нее за спиной не сдержавшись прыснул и тут же фальшиво закашлялся. Пикассо взглядом велел ему выйти вон, но тот не послушался. — И еще одна вещь не давала мне покоя. Мне позарез надо было узнать, почему перед тем, как залезть в ванну, она сняла часы. Они же у нее водонепроницаемые, специальные часы для подводного плавания. Я вернулась в квартиру, хорошо еще, что не захлопнула дверь, когда уходила. Из кухни несло гарью, помойка загорелась, наверное, я косяк не до конца загасила. — Алиса чуть помолчала. — Я взяла ведро и опрокинула его в ванну, чтобы огонь потушить. Она выла, слушать противно. Я развязала ей руки, и она мне врезала. У нее на теле висели клочья пены, и они тряслись, как желе, и еще к коже окурки прилипли и апельсиновая кожура. Она, как была, голая, стала звонить в полицию. Приехали они быстро. Мне очень неудобно. Я правда была не в себе.

Пикассо долго, не отрываясь смотрел на Алису. Она сидела, опустив глаза и расправив ладони на коленках — ни дать ни взять маленькая девочка, ожидающая вполне заслуженного наказания.