И это я всем рассказываю, что забыл ее и в гробу видел мысли о Лизе. Конечно, забыл. Запер на замок воспоминания и оставил только фантазии о том, как я беру ее за горло и сжимаю, пока стерва не затыкается, не начинает скрести когтями по моей руке и умолять, чтобы я ее отпустил. Такие мысли пугают, но еще больше пугает, что со временем злость не утихает. Она смешана с обидой, с ненавистью, с ноющими шрамами – и физическими, и теми, что не видно.

Я повел ее на «Анну Каренину» и весь антракт, а потом и прогулку до дома веселился, как Лизка пытается угадать мое имя.

– Лев?

– Нет.

– Сергей?

– Нет.

– Погоди… Алексей?!

– Почти…

– Что значит почти?!

– Потому что надо угадать еще и фамилию.

– Алексей Каренин? Серьезно?

Пришлось показать ей паспорт, потому что Лиза никак не хотела мне верить. И даже после этого она то и дело косилась, словно считала, что это может быть глупой шуткой.

– А сестры Ани у тебя нет?

– Нет, к сожалению, здесь судьба не стала издеваться. У меня брат, Глеб. Так что, достаточно оригинально для второго свидания? – спросил я.

– А я ведь выиграла желание, да? – лукаво спросила моя хулиганка.

– Выиграла. Чего ты хочешь?

– Давай сходим еще раз? Я половину пропустила, пытаясь угадать, как тебя зовут!

Она весело рассмеялась. Сверху валил первый снег. Я посмотрел в серые дымчатые глаза и влюбился. В нее, в студентку третьего курса педагогического института, в Лизу Иванову, уже через полгода ставшую Елизаветой Карениной.

Возвращается Вадик с бутылкой текилы и двумя стаканами, а следом за ним семенит довольная официантка – наверняка перепали чаевые. Она быстро разливает напиток, сервирует лайм и соль, обещая совсем скоро разобраться и с остальным заказом.

– Ну что, Лех, ловим девчонок? Давай уже рожай, которую, пока всех, кто симпатичнее крокодила, не разобрали.

Здесь он конечно лукавит: здесь не бывает страшненьких. И динамщиц тоже. За кругленькую сумму любая «гоу-гоу» превратится в «гоу-гоу с нами».

Я открываю было рот, чтобы сказать про блонду, и вдруг слышу:

– Лех… это че, Лизон?

Если бы рюмка в моей руке оказалась чуть тоньше, наверняка бы не выдержала. Я сжал ее с такой силой, что едва не смял вместе с собственной душой, скрутившейся в бараний рог. Сука! Нет!

Смотрю туда, куда ткнул друг и сначала приходит облегчение: обознался. Потом, следом за ним, слепая ярость. Она обрезала волосы, собрала их в косу и старательно косит под простушку, ловко складывая на гигантский поднос тарелки с объедками.

Одной части меня невыносимо хреново, а вторая ликует: хотя бы эта тварь не на пляже нежится под солнцем, а въебывает обслугой.

А потом она поднимает голову и смотрит куда-то в сторону сцены. Я рисую взглядом знакомый тонкий профиль и понимаю, что алкоголь, смешанный с ненавистью, превращается в коктейль, против которого бессилен разум.

Я думал, что выбросил ее из головы, но я ошибался. Эта мерзавка все еще живет внутри меня. И раз уж судьба подтолкнула ее ко мне навстречу…

Следующий раунд будет мой.

– Слушай, – говорю я, – ты, вроде, давно Лизку хотел, да?

Вадик нервно дергает глазом.

– Лех, ты че, я бы никогда…

– Расслабься.

Стопка текилы залетает, как родная.

– Хотел?

– Ну, было. Она красотка.

– Тогда тебе, мой друг, невероятно повезло. Забей на этих шлюх. Скоро Новый год. Подарим Лизку групповой секс без обязательств. Вряд ли для нее это в новинку.

Лиза

Кажется, я сейчас умру. Спина болит так, словно меня сбил автобус. Шея в постоянном напряжении, а руки дрожат от тяжелых подносов. Второй день на новой работе оказался адским. Я не ждала, что буду всю смену бегать с легкими бокалами, но уж точно не ожидала, что уже к середине ночи превращусь в комок усталости, боли и нервов.

Ноги словно ступают не по полу, а по битому стеклу. И ужасно болит голова. Я пью третью таблетку за  смену, и это почти лимит, четыре – суточная доза. Но они спасают ненадолго, от грохочущей музыки, запахов кальянов и мигающего света хочется спрятаться как можно дальше. Увы, такая роскошь мне недоступна.

Впрочем, стоит благодарить судьбу, что работа вообще есть. В последнее время общепит и клубы чувствуют себя неважно. Я успела поработать посудомойкой  в ресторане, горничной в гостинице, и вот теперь тружусь официанткой в дурацком коротеньком платье и заячьих пошлых ушках. Не могу даже сосчитать, сколько раз за ночь меня ухватили за задницу, а сколько попытались усадить на колени.

Стоит нечеловеческих усилий сдерживаться, напоминать себе, что я – просто робот, запрограммированный носить тарелки, а внутри ничего не замирает от панического ледяного ужаса, когда очередной нетрезвый клиент предлагает деньги за ночь или просто внаглую тащит на диван.

Мне очень нужны деньги. И я должна работать. Оплатить коммуналку, найти себе немного еды, а потом думать, как жить дальше. Черт, было бы проще, если бы у меня был диплом, но он сгорел вместе с машиной мужа, и с тех пор у меня не было ни времени, ни сил восстановить. Да я и не знаю, возможно ли это. И кто возьмет на работу выпускницу, которая пять лет после выпуска не работала вообще?

Нужно задержаться здесь. Иначе только в уборщицы офисов. Почему-то эта мысль пугает больше всего, я не хочу мыть офисы и магазины. Здесь неплохо платят, а еще оставляют щедрые чаевые. И кормят, что в последнее время стало очень актуально.

Да, Лиза, ты докатилась. Носишь еду в платье с пушистым хвостом на заднице, радуешься пельменям и мечтаешь о чашке хорошего кофе. Господи, все бы отдала за капучино! Нежный, мягкий, с молочной пенкой и легкой коричной присыпкой… раньше я пила их литрами, не замечая, как улетают деньги с карточки, а сейчас если бы кто-то повелел написать письмо Деду Морозу, я бы попросила чашку кофе и марципановую конфету.

Голод – одна из самых унизительных вещей, с которыми я столкнулась за этот год. Можно пережить старые разваливающиеся зимние ботинки, отсутствие дома света и отсутствие в холодльнике еды, но чувство облегчения и робкой радости от того, что тебе дают целую тарелку разогретых пельменей, вынести практически невозможно.

Я считаю часы до конца смены. Мысль о том, что, вернувшись домой, я отключусь, едва успев раздеться – единственное, что спасает.

– Елизавета, – строго говорит администратор, когда я подхожу, – а ну-ка, идем.

В душе появляется смутное беспокойство. Что случилось? Этот вопрос я и задаю.

– Случилось. Клиент утверждает, что ты украла у него кошелек.