Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И в конце добавил, что очень сожалеет о случившемся. Что если бы он знал, то утопил бы меня и моего братца в ведре еще в младенчестве. Дальше я не стал даже слушать.
Ма сказала, что ей страшно – столько лет она провела под одной крышей с монстром! Как на пороховой бочке.
Ли ничего не сказала, ее по телевизору не показывали. Это хорошо. Если бы еще и она что-нибудь сказала… Не знаю, как стал бы жить. Повеситься тут нельзя.
Никто не пришел. Никто. Они оставили меня одного.
Так вот, возвращаясь к теме. Скорее всего это будет дротик, они это любят. Так останавливают бешеных собак. Умелец подносит ко рту длинную железную трубку, надувает щеки и плюет. Я видел такое однажды. Они так застрелили бродяжку. Швырк – и красная стрела прямо в холку! Бедняга мучился сорок минут – сердце оказалось слишком сильным, долго гоняло яд. Тогда они просто его додушили. Со мной они поступят так же. Подойти на расстояние шприца они побоятся, значит, остается дротик. Они загонят мне его в шею и уйдут, чтобы не смотреть. У них ведь тонкие гуманистические нервы. Я останусь один с этим дротиком.
Я уже даже привык к одиночеству.
Впрочем, не совсем к одиночеству. Этот тип со мной почти все время. Сидит, смотрит телик. Жует свою чесночную колбасу, этот запах лишает меня сна, но ничего поделать нельзя – он ест ее постоянно, отчего мой мозг просто взрывается! Наверное, он это специально – чтобы я помучился дополнительно.
Смотрит телик, жует, а сам все время на меня поглядывает – а вдруг я просочусь через прутья или каким-то образом отопру электронный замок? И выскочу! И выпрыгну! И понесу клочки по закоулочкам! Ведь в газетах так много написали о моей необычайной хитрости, о моем необычайном интеллекте, о моем змеином коварстве.
Тип сидит тут круглые сутки, уходит совсем редко. Трудоголик. Старается держаться от меня подальше, но иногда любопытство все-таки берет верх, и он подходит ближе. Кстати, еду он мне подает только на лопате. И все время кивает в сторону пожарного щита, где между багром и топором висит короткий черный арбалет с заряженным шприцем. Вроде как если я буду сопротивляться, то он непременно засандалит мне в бок эту штуку. Словно я сам не понимаю.
Иногда он тоже меня фотографирует. Наверное, потом продает фотки своим приятелям. Или в Сеть грузит. Или они грузят. А сегодня притащил какого-то парня, наверное, своего сына – от парня так же пахло чесночной колбасой, семейные запахи – самые сильные.
– Смотри, близко не подходи, – советовал он мальчишке, хотя тот и так близко не подходил, стоял у самой двери почти.
– А он совсем не страшный, – сказал мальчишка. – Обычный. Я таких сто раз видел… У тети Анны такой же, она с ним в молочную кухню ходит!
– Это он только с виду такой, – заверил страж. – А стоит отвернуться… Однажды мне чуть полруки не оттяпал!
Это он нагло врал. Но я не стал вступать в спор, мне было лень. Даже наоборот, мне вдруг захотелось сделать мальчишке приятное, чтобы он потом рассказывал обо мне своим приятелям, детям и внукам. Я незаметно подобрался и, когда мой сторож достал фотоаппарат, с ревом бросился на решетку. Клетка дрогнула, мальчишка завопил, а его папаша с перепугу сел прямо в ведро уборщика с водой. Смеху-то было.
Как только он выбрался из этого ведра, так сразу выпроводил своего сына и схватился за арбалет.
Теперь от него пахло не только чесночной колбасой, но еще и страхом.
– Прибью тебя, тварь ненормальная! – шипел он. – Скажу, что ты бежать пытался…
Я знал, что он не выстрелит, и был спокоен. Потому что это случится не сейчас, позже. Я знаю это. Я это чувствую.
Это произойдет через неделю.
А мальчишка правильно испугался. Нас надо бояться. И держаться от нас подальше. Мы – не игрушки. Если честно, то я бы запретил таких, как я, – я опасен, тут страж прав.
– Сволочь… – Страж щурился и думал, чем бы меня уязвить.
Огнетушителем – это очень неприятно. А следов никаких – пеной в морду – так нахлебаешься, что лучше не надо. Но он, конечно, не додумался. Просто постучал по клетке лопатой.
– Я бы тебя уже давно… – прошептал страж. – Жаль, нельзя…
– Не, – возразил я. – Не осмелишься. Кого охранять тогда будешь? Лабрадоров? Болонок чесоточных? Так за них и не платят ничего. Другое дело я.
– Ты мне погавкай!
И опять постучал лопатой, разозлить меня хотел.
Сфотографировать хотел – чтобы пострашней я выглядел. Но я назло сделал сиротскую морду – такого сразу пожалеть хочется, погладить, дать косточку.
– Погоди-ка, чего придумал…
Страж направился к огнетушителю. Он не так глуп, как кажется на первый взгляд, догадался.
– Я тебя сейчас… – приговаривал он. – Ты у меня сейчас… Будешь знать, как на людей кидаться…
Но до огнетушителя дело не дошло. Явились двое. Серьезные люди, по запаху серьезные – масло, железо, порох. С оружием, значит. В облаках одеколона, у одного «Фаренгейт», у другого «Клипер», «Клипер» – недешевый парфюм, я всего два раза встречал, один раз у губернатора – он общался с населением на соседней улице – и я слышал, как от него пахнет старыми парусниками и бочковым виски. С тех пор я знаю, что «Клипер» – это серьезно.
Страж исчез по кивку Фаренгейта.
Приблизились ко мне, смотреть стали. Не боялись ничего.
– А он интересный, – сказал Клипер через пару минут. – Кажется…
– Бродяга? – негромко спросил Фаренгейт.
Клипер пожал плечами.
Мне стало страшно. Впервые за все то время, как я здесь сижу. Потому что эти двое, кажется, понимали.
– Может, и бродяга… – улыбнулся Клипер. – Давно не видел…
Я сделал катастрофически глупую морду и выпустил слюну.
Клипер рассмеялся и погрозил мне пальцем.
– Некстати вообще все это… – Фаренгейт почесал подбородок. – Ой, как некстати. Полгода назад длинноствол запретили, теперь, похоже, собак будут запрещать. И это сейчас-то!
– Да уж…
– Ты нам подгадил, дружок! Даже не представляешь как.
Я молчал.
– Мне кажется, что все-таки бродяга – Фаренгейт покачал головой.
Они что, действительно понимают?
Клипер достал из кармана сложенную газету, расправил.
– Вовсю идет обсуждение, – сказал он. – Общественное мнение взбудоражено. Похоже, что закон пройдет. Тогда совсем без защиты останемся. Кто-то тянет и тянет…
Они молчали и морщились.
– А точно кукушка? – спросил Фаренгейт.
– Да, – кивнул Клипер. – Сделали ДНК. Третья за месяц. Бес, найденный в цветах, будь он проклят… Двоих мы перехватили, третьего – он.
Клипер указал на меня.