Новые гости вошли в низкую просторную комнату, с первоговзгляда поражавшую чистотой тех, кто привык к московским кабакам с их грязнымистолами, колченогими лавками и щербатыми мисками да кружками. Приезжиеустроились в укромном углу, спросили еды: зеленых щей, мяса, каши, капусты даквасу – и в ожидании Фрица, который был в сем заведении и швец, и жнец, и вдуду игрец, а проще сказать, успевал обслуживать и коней, и всадников, покудаматушка его кашеварила, устало облокотились на стол. Толстяк вроде дажезадремал, однако если бы какой-то сторонний человек решился присматриваться кприезжим, он мог заметить, что все трое исподтишка зыркают глазами по сторонам,оценивая прочих гостей.

Тех, впрочем, было немного, все по виду путники, да и ктоеще мог остановиться пообедать в этом кабаке на въезде в город, как непроезжие? Все держались весьма тихо, как бы угнетенные чинностью и опрятностьюсего места, ели да пили, не глядя по сторонам. Веселее держался только одинтщедушный мужичонка с распатланными космами, приказная душа по виду и повадке,уже немало принявший то ли вина, то ли пива, которые ему частенько подносилФриц. Приказный даже пробовал петь песни, однако и ему не пелось в семуныло-пристойном заведении: то голос срывался, то слова не шли на ум.

Наконец подали еду и нашим приезжим. Все оказалосьприготовлено неожиданно хорошо, главное дело – не на прогорклом масле, как этоводится у русских кабатчиков, в меру посолено, в меру прожарено, поэтому гостиотдали должное каждому кушанью, а насытившись, попросили Фрица позвать своюматушку, чтобы поблагодарить ее за отменное мастерство.

Мальчишка отвесил челюсть. Такое на его памяти случалосьраза три, и всякий раз благодарили фрау Марту только заезжие иноземцы: врусском обиходе такого не водилось, каждый словно бы опасался уронить себяизбыточной приветливостью. Может статься, сии господа не русские? Или частенькобывали по иным государствам, вот и переняли чужие обычаи?

Вышла низенькая женщина с красным от печного жара лицом, вбелоснежном чепце и переднике. Прочая одежда на ней была черная, чтобезошибочно указывало на вдовство хозяйки. Ее скромность и сдержанностьпонравились приезжим, оттого они расплатились, не скупясь, не торгуясь, еще иприбавили щедро «на бедность».

Фрау Марта и Фриц благодарили от души, причем оба то и делоныряли в забавных, низких поклонах, топыря зады, что изрядно веселило гостей.Наконец они начали выбираться из-за стола, и в эту минуту приказный, словнотолько что заметив соседей, обернулся к ним.

– Челом, господа хорошие, люди московские! –промолвил он, и сразу стало ясно, что человек этот уже не хозяин своемуязыку. – Вы ведь люди московские?

– А ты что за спрос? – с улыбкою отвечал толстяк. –Сам-то чей?

– Тутошний, серпуховской, – отозвался приказный стаким тяжким вздохом, что сразу стало ясно: жизнь в сем городишкеневыносима. – Полушка Петькин, сын Алексеев, на службе состою у нашеговоеводы. Писарем.

Название своего немалого поста не прибавило бодрости в голосПолушки Петькина: очевидно, служба сия была безотрадная и безденежная. Инеобременительная – судя по тому, что Полушка в самую рабочую пору отсиживалсяв кабаке.

– Ну и Бог тебе в помощь, Полушка, – миролюбивопромолвил светловолосый господин. – Желаю тебе рано или поздно сделатьсяистинной деньгою! [2] Засим прощай, и вы, люди добрые, прощайте!

Гости двинулись к двери.

– Погодите, погодите, – засуетился Полушка. –Дозвольте слово молвить!

– Ну, молви, – милостиво согласился светловолосый.

– Вы – господа московские, вы доподлинно знать должны…– Полушка на миг замялся, но тотчас с отчаянной решимостью выпалил: – Правдали, что царь Димитрий и впрямь был Гришка Отрепьев, расстрига-монах, а ещеверно ли толкуют, что он от смертоубийства спасен был неведомою силою?

Трое переглянулись, а затем воззрились на предерзкогоПолушку с таким изумлением, что тот забеспокоился, начал ерзать по лавке и дажеощупывать себя руками: не открылся ли у него, скажем, третий глаз – иль, можетстаться, крылья вдруг за спиной прорезались?

– Ну, Полушка, коли ты при воеводе состоишь, то должензнать, что ныне у нас один царь-государь – Василий Иванович Шуйский, –наконец уклончиво ответил светловолосый. – И что касаемо Гришки Отрепьева,все нам разъяснено доподлинно.

– Во-во, – уныло протянул Полушка. – Какая жтут доподлинность? То он Димитрий, то он Гришка, то он истинный царь, то онрасстрига… За нашим воеводою не угонишься: у него семь пятниц на неделе, и вкаждую – новая новость. Вскорости у нас в приказных бумагах станут байкиписать, какие бабы малым детушкам сказывают.

– А что они сказывают? – неожиданно подал голос –зычный, словно из бочки! – смуглый и волосатый приезжий.

– Да много чего. Вот хоть такое-этакое, –слово-охотливо отозвался Полушка. – Жил-де на свете Гришка-расстрижка попрозвищу Отрепкин; уж такая ему по шерсти и кличка была! Пошел он в полночь польду под Москворецкий мост и хотел утопиться в полынье. А тут к нему лукавый –и говорит: «Не топись, Гришка, лучше мне отдайся: весело на свете поживешь. Ямогу тебе много злата-серебра дать и большим человеком сделать». Гришка емуговорит: «Сделай меня царем на Москве!» – «Изволь, сделаю, – отвечаетлукавый. – Только ты мне душу отдай и договор напиши кровью своею». Гришкатут же достал бумагу, что с ним была, разрезал ножиком палец и написал кровьюзапись на том, что он лукавому душу отдает, а тот обязуется сделать его царем наМоскве. Только забыл Гришка срок поставить в записи, сколько времени емуцарствовать. И вот повел его лукавый в Литовскую землю [3] и там такой туманнапустил, что король литовский и все его вельможи признали Гришку замосковского царевича Димитрия Ивановича и повели его со своею военною силою кМоскве, чтоб там на царство посадить. Тут лукавый и на весь московский народтуман напустил, так что все его приняли за прямого царевича Димитрия Ивановича.Он сел на царство. Тут лукавый стал подущать его, чтоб во всем государствеМосковском истинную христианскую православную веру искоренить и погануюлитовскую ересь ввести. Испугались московские люди и бросились Богу молиться.Собрались архиереи и весь духовный чин и стали служить молебны. Тогдамало-помалу начал спадать туман у всего народа, и все увидели, что на царствесидит не Димитрий Иванович, а злой еретик Гришка-расстрижка по прозвищу Отрепкин.И убили его…