Вот и все регалии, но глупо думать, что оба по этому поводухоть как-то комплексовали. Начиная с определенного момента, награды не то чтобыперестают волновать вовсе – попросту воспринимаются с долей философскогоцинизма. Особенно когда в ящике стола и без того имеется звонкая пригоршнясамых разнообразных побрякушек, порой весьма экзотических, пожалованных неменее экзотическими личностями. Перебрать этих субъектов в памяти – само посебе развлечение, с лихвой заменяющее несколько толстых томов Майн Рида илиФлеминга. Парочка ухитрилась до сих пор удержаться на троне, ради приличияименуемом президентским креслом, но большинство либо прозябает в изгнании возлешвейцарских счетов, либо помимо желания вынуждены были прогуляться к ближайшемуфонарному столбу, вопреки первоначальному замыслу дизайнеров наскоро украшенномуверевкой. Генерал Асади обитает и поныне на крохотной дачке под Москвой, гдевсе соседи считают его отошедшим от дел азербайджанским торговцем фруктами,генерал Барадж держит роскошный отель в Ла-Валетте, но вот беднягу Инокватиизрешетили из дюжины стволов так, что и хоронить было нечего, полковнику Касемуразрядил в спину пистолет собственный адъютант, а генералиссимус Олонго вообщепропал без вести после того, как мятежники ворвались в столицу. Точно известно,что улететь он не успел, последний правительственный самолет «симбы» спалили вангаре, и пешком выбраться из города ни за что бы не смог, очень уж былприметен, болван восьмипудовый, наставил своих бюстов на каждом перекрестке, авсе монеты украсил собственным горделивым профилем...

Фидель с Раулем, правда, пока что на коне. Недавно вкоторой-то из английских газет промелькнуло сообщеньице, что одряхлевшийФейроль еще греет косточки на испанских пляжах, а ведь как рвались когда-то«Синие акулы» его вздернуть, сколько трудов приложили... И, что примечательно,каперанг Мазур, некогда вынужденный за всех за них воевать, до сих поржив-здоров, поскрипывает себе без особых взлетов и особых падений, так чтопоневоле задумаешься: а стоит ли лезть в вожди, генералиссимусы, отцы нации исветочи континента?

Словно угадав его мысли – а может, именно так и было, –Кацуба отложил баян, не вставая, дотянулся до блюдечка с регалиями, легонькоего встряхнул, так что медали звякнули громко, а легонькие звездочки почтинеслышно. И, одержимый, должно быть, той же тягой к философическим раздумьям,громко заключил:

– Могло быть хуже. Медалюшка на груди лучше креста вголовах.

– Ага, – вяло поддакнул Мазур, поскольку ответитьчем-то более умным на эту пошлейшую сентенцию было невозможно. Подумал идобавил: – Ничего нового. В царской армии Станислав с мечами, четвертойстепени, таки звался: «На и отвяжись!» Тенденция...

– Я и говорю, – сказал Кацуба. – Главное, медальЖукова не всучили. Я ее боюся.

– Почему?

– Потому что ленточка у нее в точности повторяет ленточкумедали «За поход в Китай», – авторитетно просветил Кацуба. – Точнотебе говорю. Поход девятьсот первого года. Получается некий сюрреализм. Вамкупца очередного обезглавить, друг мой?

– Сделайте милость, – кивнул Мазур.

Они выпили еще по бутылочке, засим Кацуба растянул мехи и натот же мотив спел без особой бодрости:

Ядерный грибок стоит, качается,

упираясь прямо в небосвод...

Танки ФРГ, как свечки, плавятся,

на хрена ж их выпустил завод...

Мазур, чтобы поддержать честь морского мундира, потянулся загитарой и громко опошлил очередную детскую песенку:

Вместе весело шагать —

по болотам, по зеленым!

А деревни поджигать

лучше ротой или целым батальоном.

В небе зарево полощется, полощется...

Раз бомбежка, два бомбежка – нету рощицы.

Раз атака, два атака – нет селения,

ах, как мы любим коренное население!

Кацуба вдруг отложил баян и привстал, тут же опустился накойку, повинуясь, видимо, жесту вошедшего. Мазур обернулся. Генерал Глаголев,двухметровая белокурая бестия с холодными синими глазами, стоял, заложив рукиза спину, и разглядывал обоих со своей всегдашней непроницаемостью.

– Музицируйте, музицируйте... Васнецовы, – махнул онрукой, почти неуловимым движением опустился на свободный стул. – Имеетеправо, как отпущенные в отпуск для короткого загула. А выпью я, что ли, нахаляву бутылочку пивка...

Ловко сорвал крышечку. Мазуру всегда нравилось на негосмотреть – у белокурого верзилы не было л и ш н и х движений. Каждый жест,каждое перемещение словно планировалось заранее и раскладывалось в уме на сериюотточенных движений. Словно бы робот – и в то же время живой.

– Железки, конечно, хреновые, – сказал генерал, осушивстакан. – Зато в сжатые сроки. Начнешь представлять к серьезным орденам –потянется канитель...

Они понимающе пожали плечами и промолчали оба.

– Итак, голова больше не беспокоит... – констатировалгенерал, вполоборота повернувшись к Мазуру. – Водки попили от пуза, судяпо виду, распохмеление прошло удачно, и оба, как говорят психиатры, адекватны кокружающей реальности...

Господа офицеры снова промолчали, изобразив на лицахвежливое внимание к начальству и некоторое восхищение проницательностью оного.По правде говоря, Мазур с превеликой охотой задал бы генералу парочку серьезныхвопросов. Спросил бы, а какова, собственно, дальнейшая судьба означенногоМазура? Прежнего приказа об откомандировании в распоряжение Глаголева никтопока не отменял, но вот уже дней десять Мазур пребывал в самом пошлом безделье,для служилого человека немыслимом...

– Адекватны и отдохнувшие, – задумчиво протянулГлаголев. – Такова ситуация текущего момента... – Он тем же насквозьпросчитанным движением протянул руку, взял с колен у Мазура гитару, прошелся пострунам. – Начальство тоже кой-чего сечет в музыке...

После недолгой паузы взял несколько аккордов, не фальшивя,затянул классическую битловскую:

– Yesterday, all my troubles seeme d so far away...

Замолчал. Отложил гитару. Одним глотком допил оставшеесяпиво, поднялся и направился к двери, бросив через плечо:

– Засиделся я тут у вас... Веселитесь дальше.

Когда дверь за ним захлопнулась, Мазур быстренько обезглавилдвух очередных купцов, протянул бутылку Кацубе и сказал:

– Кстати, об орденах. «Дружба народов» у тебя откуда? Ведьобещал поведать...

Кацуба молчал, не сводя глаз с захлопнувшейся двери, и егохудая кошачья физиономия на глазах преисполнялась вселенской печали. Мазурупоказалось, что он кое-что понял:

– Ерунда, зря ты всполошился...

– Недолго ты с ним знаком, – сказал Кацуба, ничуть неповеселев. – Все симптомчики налицо. Пивка на халяву ему было негдевыпить... Посмотрел, в каком мы виде, и понял, что для первого инструктажагодимся. Или дальней дороги и казенного интереса, мон колонель.