облаков. В те дни незаконным промыслом занимались лишь считанные шахтёры-облачники, поскольку существующие облачные суда было чертовски трудно приобрести, а новые было почти невозможно заправить — собирать облаковину с твёрдой земли получалось лишь в считаных местах, где горы касались неба. Благодаря же малочисленности шахтёров, незаконный промысел не мог причинить большого совокупного вреда, но вот в конкретной… Что ж. Добрых людей Края Кратера впереди ждали засушливые дни.

* * *

Я понял, что что-то не так в тот момент, когда раздались крики, хотя сперва я подумал, что кто-то просто упал. Затем последовал внезапный рывок, когда перерубили швартовы. Я ухватился за поручень и сумел удержаться, а вот Салмон, который крепко спал, скатился с газового мешка, и я услышал, как он выругался и отскочил, ударившись о боковую стенку. Я прошёл вдоль изгиба мешка, чтобы осмотреться.

С запада к нам приближалось другое облачное судно, с чёрными газовыми мешками, с отдраенной и блестящей палубой, — полная противоположность латанной и потрёпанной внешности «Тучного Кита». Капитан Хэм кричал о пиратах, что было не вполне точно. Небеса бороздит слишком малое число облачных судов, чтобы содержать заправских пиратов, но иногда два корабля преступников натыкаются на одну и ту же серебряную жилу, и в этом случае всю добычу получает, как правило, тот, кто лучше вооружён. А проигравшее судно получает проткнутые газовые мешки, чтобы быстро сорваться вниз, — если им повезёт. Враг более жестокий просто проткнёт мешки так, чтобы утекало помедленнее, а облачное судно дрейфовало к земле постепенно, предоставив людям на этой самой земле достаточно времени, чтобы устроить подобающую встречу, — из тех, что со смолой, факелами и верёвками для виселиц.

Но этот чёрный корабль был отнюдь не шахтёрским судном. Это был военный корабль, единственный в своём роде — во всём мире.

И он шёл за мной.

Капитан Хэм крикнул, чтобы весь экипаж занял боевые посты, и мы с Салмоном спустились на палубу и отцепились от упряжи (я, конечно же, как всегда, оставил свой маленький рюкзак на спине). Мы взялись за ржавые пики, которыми, теоретически, пользовались, чтобы отбиваться от абордажной команды. Экипаж перенаправил вентиляторы, чтобы обеспечить нам некоторую тягу, но было ясно, что на приближающемся судне (я знал, что оно звалось «Карающий Ворон») двигатель установлен несколько более сложный и эффективный, поскольку оно быстро настигало нас. Капитан посмелее (скажем, я), возможно, попытался бы подняться через ближайший слой облаковины и, положась на интуицию и удачу, чтобы не напороться при этом на серебряные жилы, забраться выше облаков, куда судно более дорогое, возможно, следовать побоялось бы, дабы не разбиться о висящую руду. Но капитан Хэм был лишён воображения, и подобное стратегическое мышление было ему не под силу, а потому «Карающий Ворон» неуклонно сокращал дистанцию. Наши лучники выпустили в «Ворона» несколько слабых стрел, но его газовые мешки были сделаны из материала попрочнее, чем у нас, и снаряды отскакивали от них, не причиняя вреда.

— От жопа, — сказал капитан Хэм. Именно его работа была на первом месте в списке наихудших работ на облачном судне, потому что именно его выбросят за борт первым, если нас возьмут на абордаж.

Черноволосый темнокожий гигант стоял на носу, поднеся к губам золотую кричальную трубку. Он был похож на меня — в достаточной мере, чтобы сойти за брата, но он был всего лишь дальним родственником.

— Ваше величество! — крикнул он срывающимся, но слышимым на ветру голосом. — Вы должны вернуться с нами!

— Величество? — поперхнулся Хэм, приближаясь ко мне и неловко вытаскивая меч из ножен. — Ты… Это… Ты — это он? Ты сто́ишь королевского выкупа! — После небольшой паузы он добавил: — В буквальном смысле слова.

Пока он с довольным видом радовался собственной остроте, я с силой опустил свою пику, возможно, сломав ему запястье, и, уж по крайней мере, заставив его выронить меч. Я прыгнул к ближайшему газовому мешку и с привычной лёгкостью взобрался по поручням. Оказавшись наверху, я понял, что у меня есть всего несколько мгновений, прежде чем за мной поднимутся мои товарищи по команде. Натянув на глаза защитные очки, я прикинул расстояние до ближайшего облака, несколько раз подпрыгнул на пружинистой поверхности мешка, а затем сиганул в пустоту.

Я провалился сквозь облаковину и подумал, что не рассчитал, но, потянувшись наобу́м, я обеими руками ухватился за выступ из твёрдого серебра. Руда даже не шелохнулась, когда на неё пришёлся мой вес, что означало, что это была большая жила, и поэтому я вытянул себя наверх, на единственное подобие твёрдой земли в небе, и встал почти по пояс в рыхлой облаковине. Бежать сквозь облаковину было всё равно, что бежать сквозь перья: теоретически она податлива, но практически довольно устойчива, хотя и не плотнее морской пены, если зачерпнуть её в ладони.

В дни молодости мне не раз довелось поучаствовать в погонях по крышам, но это была моя первая погоня по облакам.

И это была настоящая погоня. Мой родственник подвёл «Карающего Ворона» с его превосходной манёвренностью поближе к моей облачной гряде, и Фейдор выпрыгнул, чтобы лично погнаться за мной. Идиот. Сто́ит ему оступится, и он рухнет и разобьётся насмерть; «Ворон» не сможет спуститься достаточно быстро, чтобы поймать его. Погибни он, и я буду чувствовать себя виноватым, но ведь я и не просил его гнаться за мной.

Внезапно подул ветер, сдвинув в сторону облаковину и приоткрыв дыру всего в дюжине футов впереди. Серебро подо мной всё ещё было твёрдым, но ещё несколько шагов, и я бы упал, а ближайшее облако было слишком далеко, чтобы добраться до него. Быть может, и получилось бы, будь у меня при себе абордажный крюк, но такой случай я не запланировал. Встав на краю, я обернулся, чтобы увидеть Фейдора, который приближался ко мне, безобидным образом раскинув руки, с ужасным страдальческим выражением лица — так он пытался ободряюще улыбнуться.

— Пожалуйста, Ваше величество. Возвращайтесь с нами. Ваша страна нуждается в вас.

Я фыркнул:

— Я оставил всё организованным так, как мне нравится. Не вижу необходимости возвращаться. Но это хорошо, что ты здесь. Можешь дать всем знать, что я всё ещё жив.

В моё отсутствие страна более разумная могла бы назначить, избрать или провозгласить нового короля, но у меня на родине есть некоторые причудливые и древние обычаи, в частности — вера в божественно назначенных правителей. В конце концов, я — земной служитель богов, и пока я отсутствую, в моей стране