Я покраснела и опустила глаза.

— Ну-ну, не смущайся, девочка. — Она с притворной добротой коснулась моей щеки. — Твой брат верно поступил, что открылся мне. Сама Праматерь привела его в ту таверну, как раз когда этот безродный щенок вздумал распускать свой грязный язык…

Ныне вывешенный по соседству с кожей…

— … а твоя покорность достойна похвал. — Леди Йоса фыркнула, но её мать пропустила это мимо ушей: — Если все так, как говоришь, волноваться не о чем. Одна маленькая услуга, и вы с братом распрощаетесь с нуждой до конца жизни. — Небрежный жест в сторону моей потрепанной котты. — Но если лжешь… — Пальцы на щеке сжались, втопив ногти в кожу.

— Это правда, госпожа.

— Покажи! — жадно потребовала она.

Я отступила, с облегчением высвобождаясь.

— Мне нужно немного вина или воды.

Леди Катарина молча указала на графин с эгретом. Плеснув в кубок пряного напитка, я отцепила от рукава заранее заготовленную булавку и приблизилась к леди Йосе. Её Светлость состроила гримаску и отодвинулась.

— Что вам угодно?

— Капля вашей крови, миледи.

— Без этого нельзя?

— Живее, — холодно вмешалась её мать. — Пусть лучше это сделает леди Лорелея, чем я.

Вообще-то сгодилась бы любая частичка — ногти, волосы, но ими я брезговала. Напиток тоже необязателен, но с ним проще и не так противно. Вместо того, чтобы протянуть руку, девушка раздраженно выхватила у меня булавку, помедлила и, закусив губу, кольнула палец. На коже быстро выросла серая бусина. Леди Йоса перевернула ладонь, и капля со шлепком приземлилась в кубок под нашими взглядами. Я осушила его залпом и потянулась вернуть на место, но не успела…

Судорога накатила, как всегда, внезапно, выгнув спину и выбив дыхание. Голова запрокинулась, потолок завертелся водоворотом балок, кубок выскользнул из сведенных пальцев и где-то далеко катился по плитам с неестественным грохотом. Мир, а вместе с ними и два потрясенных женских лица, начал осыпаться цветным песком, утопая в жгучей боли. Лава перерождения неслась по телу, опаляя жилы, разрывая мышцы, выламывая кости, переплавляя меня в более совершенную форму. Ноги подкосились, и я со стоном рухнула на четвереньки. В упавшей на лицо завесе смоляных волос потянулись светлые дорожки, множась, пока голова не выцвела целиком.

В процессе «туда» волосы всегда обращаются в последнюю очередь, значит ещё чуть-чуть потерпеть. Стискивая зубы, царапая пол…

Наконец, я обессиленно повалилась на бок, мелко дрожа и обнимая себя за плечи, чувствуя сползающую по подбородку нитку слюны.

Вот отступало это всегда волнами… И все равно теперь переносить много легче, чем ещё несколько лет назад, когда я теряла сознание во время и после, уже от отдачи.

Никто не шевельнулся, чтобы помочь. Совершенно разные мать и дочь рассматривали меня с абсолютно одинаковым выражением омерзения и восторга. Поднялась я сама, покачиваясь на подламывающихся ногах. Зала перестала кружиться, но тошнота не торопилась отступать.

Я вытянула перед собой руки, поиграв тонкими белыми пальчиками с ухоженными ногтями, оправила котту, ощутимо приподнявшуюся над лодыжками и ставшую тесной в груди, и откинула назад копну белокурых волос.

— Праматерь Покровителей, да вы совсем, как я! — воскликнула леди Йоса, хлопнув в ладоши, и звонко рассмеялась.

***

Пока я смотрелась в полированное серебро подноса, леди Йоса и её мать изучали меня. Девушка, не церемонясь, ощупывала мои брови, волосы, тыкала в щеки. Мы не были похожи на сестер. Мы были неотличимы. Мне передалась даже тонкая свежая царапина повыше ключицы. Полные груди, высокий чистый голос, нежные без единой мозоли пальцы… Но чувствовала я себя в чужом теле, даже столь совершенном, как обычно, премерзко.

Леди Катарина обошла меня кругом, окидывая придирчивым взглядом, и осталась довольна.

— Сколько держится личина?

— На вечер достанет, госпожа, дольше не проверяла.

— Дольше и не понадобится. Обменяетесь прямо перед праздничным пиром, а сразу после консуммации отлучишься из опочивальни под каким-нибудь предлогом, и леди Йоса тебя заменит. А теперь ещё раз посмотри мне в глаза и ответь, — она остановилась напротив, буравя меня своими рыбьими глазами, — тебя касался мужчина? Только не смей лгать, там все равно проверят. Доводилось слышать про «каменный суд»?

— Да, госпожа. Его проходила моя мать.

Она явно удивилась: ещё бы, каким-то полукровкам камни со Священной горы.

— Что ж, значит, понимаешь, что никакие трюки не пройдут, иначе тебя бы здесь не было.

— Понимаю, госпожа. И я целомудренна.

Складка меж её бровей разгладилась, но тут же вновь пролегла:

— Ты ведь будешь в её теле, а значит…

— Это не тело вашей дочери, лишь его видимость. Суть осталась моя, я пройду проверку, госпожа.

То был правильный ответ. С учетом всего, что мы с Людо теперь знали, при другом нас бы не выпустили отсюда живыми.

— Значит, решено. Отправляетесь в дорогу завтра. Поедешь в качестве фрейлины и личной камеристки леди Йосы. Скажи… у твоего брата такой же дар?

— Нет, госпожа, это передается только по женской линии.

Вспыхнувший было в её глазах огонёк сменился холодной деловитостью.

— Значит, поедешь одна.

— А Людо?

— Дождется твоего возвращения. Ему там нечего делать.

— Прошу, дозвольте ему тоже ехать! — Голос дрогнул. — Мы с братом никогда не разлучались…

Зала колыхнулась от сдерживаемых слез. Я шмыгнула и опустила голову, по-простолюдински промакивая глаза ладонью.

— Ну же, матушка, такое ценное приобретение, — усмехнулась леди Йоса. — Вы же не хотите, чтобы тоска по брату помешала леди Лорелее радовать моего супруга на брачном ложе?

— Придержи язык, девчонка! Впрочем… — Леди Катарина машинально погладила свой талисман-покровитель в виде ласки, — так даже лучше. Что твой брат умеет?

— Чистить оружие, ходить за лошадьми, помогать с надеванием доспеха. Он может что угодно!

— А драться?

— Немного, госпожа.

— Позови его.

Залу, от которой слугам велели держаться подальше, я покинула уже в своем обличье. Голову вело, как после бессонной ночи, ноги заплетались, и приходилось то и дело приваливаться ладонью к стене, чтоб отдышаться. Отдача переносилось бы много легче, не бренчи в желудке пустота. В коридоре недавно пронесли что-то жареное, и повисший в воздухе шлейф сводил с ума. Последние деньги ушли на средство от вшей.

Людо дожидался меня под присмотром двух рыцарей из личной охраны. Светлобородый развлекался, разбивая носком сапога угли в камине, а второй, тот, что забрал у нас при входе кинжал, трепал борзую. На обоих были хауберки[2]с холщовыми табарами поверх, сбоку висели поясные мечи. Людо в своей поддоспешной стеганке смотрелся на их фоне совсем тонким и легким. Первым услышав мои шаги, он вскинул голову и зачесал назад пятерней отросшие черные кудри. Стражники тоже отвлеклись от своих занятий. Я взяла брата за руки и громко с радостной улыбкой сообщила: