От такой наглости я на мгновенье теряю дар речи. Открываю и закрываю рот, чувствуя себя немой рыбой.

—Да ты дурак,— от переизбытка эмоций мой голос звучит достаточно громко, чтобы на нас обратили внимание пассажиры, чьи места расположены рядом.— Я, вообще-то, из Красноселки. И я почти уверена, что видела тебя там.

Выражение лица мужчины мгновенно меняется. Он щурится, внимательно рассматривает меня, словно силится вспомнить, где именно мы могли пересечься. Теперь в его взгляде нет высокомерия, лишь заинтересованность.

—У меня там бабушка жила, я часто там бывал, но тебя не помню,— заключает он.

—Конечно, ты меня не помнишь,— фыркаю я,— мне тогда двенадцать было. Ты с каким-то парнем к нам приходил. Я внучка Полины Николаевны. Каретниковой.

—Ты Лера, что ли?— с недоверием спрашивает он.

—Да,— выдавливаю из себя восторженное, потому что: о боже мой, он помнит мое имя! Этот невероятно крутой, сексуальный, взрослый и с виду опасный мужчина помнит, как меня зовут!

Но внешне я, конечно же, невозмутима. Первое правило укрощения мужчин — не показывать им свою заинтересованность.

—Неожиданно.— Его взгляд опускается вниз. На мою грудь. Которая, кстати, вообще не выдающаяся, благо под свитером лифчик с пуш-апом, поэтому теперь она тянет на что-то среднее между первым и вторым размером. Непроизвольно распрямляю плечи, выпячивая грудь вперед. Задерживаю дыхание.

—А ты куда летишь?

Я решаю: раз мы признали друг друга, оказались земляками, то теперь можем и поболтать.

—По работе лечу,— ровным тоном произносит Давид и достает из кармана беспроводные наушники.

Вот и поговорили.

Класс.

Остаток пути я провожу наедине со своими мыслями. Я зла на себя за зеленые пряди волос. Конечно, он не заинтересовался во мне. Я ведь выгляжу словно подросток, а не взрослая женщина, с которой можно завязать отношения.

Почему жизнь так несправедлива ко мне? Я, можно сказать, восемь лет этой встречи ждала, а тут такое. Внезапно стало жаль себя, захотелось расплакаться. Настроение ни к черту. Не хочется уже никакого Мадрида.

—Ох,— напрягаюсь я, когда самолёт хорошо так встряхивает. А потом ещё раз. Я с силой цепляюсь в подлокотник, рвано хватаю ртом воздух. Мы падаем?

—Успокойся, мы всего лишь вошли в зону турбулентности,— звучит спокойный голос Давида. Я что, произнесла это вслух?

—Я не очень люблю летать,— признаюсь и тихо вскрикиваю, когда меня подкидывает в кресле.— Мы ведь не разобьёмся?— смотрю на него с надеждой.

—По статистике, за последние двадцать пять лет не произошло ни одной авиакатастрофы из-за попадания в зону турбулентности. Так что глубоко дыши и перестань поддаваться панике,— мягким тоном произносит он. Как он вообще может оставаться таким спокойным в этой ситуации?

Несколько раз мигнули лампы.

—Это не к добру,— загробным голосом шепчу я, а потом ощущаю, как к моей руке прикасается Давид. Меня прошибает электрическим током.

—Турбулентность — это естественное явление в авиации, точно такое же, как качка в море или тряска автомобиля на неровной дороге. Она возникает из-за мощных потоков ветра и воздушных течений, которые встречает на своем пути самолет,— Давид словно цитирует слова из учебника, я слушаю его краем уха, все мое внимание сосредоточено на наших переплетенных пальцах. О каких потоках ветра может идти речь, когда у меня приступ тахикардии от такой его близости?— Успокоилась?— спрашивает он, я же смотрю прямо перед собой, не в силах взглянуть на него. Кажется, что если он сейчас посмотрит в мои глаза — сразу все поймёт.

—Да, спасибо. Надеюсь, это быстро закончится.— Я сильнее сжимаю его руку, на случай если он захочет отстраниться от меня. Сама же хоть весь полёт готова провести в этой чертовой турбулентности, только бы вот так. Рядом с Давидом.

Я притворяюсь спящей, все еще держусь за руку Давида. Он не спешит освобождать свою ладонь от моего захвата, я же пытаюсь успокоить частое дыхание, чтобы он не догадался, что я на самом деле не сплю.

Все мое тело пронзают всполохи молний. Волоски встают дыбом. Я не могу поверить, что это происходит. Если это не судьба, то что тогда? Мы обязаны быть вместе. Нужно как-то узнать его номер, чтобы не потерять связь. Нужно как-то заинтересовать его. Но как?

Через какое-то время я наглею еще больше, кладу голову ему на плечо. Почти не дышу. Он не отталкивает меня, не пытается отстраниться. Только напрягается всем телом и замирает.

Его ладонь горячая, словно раскаленная лава. Моя же — холодная, словно я только что была на морозе. Контраст сумасшедший. А еще его рука в два раза больше моей.

Так хочется, чтобы этот полет никогда не заканчивался, но вот звучит голос пилота, вокруг начинают суетиться люди, включается свет, и самолет идет на посадку.

Мне приходится “проснуться” тоже. Я смущенно опускаю веки, изображая неловкость, разжимаю пальцы. Сразу же становится неуютно.

Все происходит слишком быстро.

Я не успеваю найти нужные слова. Давид встает со своего места и достает ручную кладь. На меня не смотрит. Я же, словно зачарованная, слежу за ним. Пожираю взглядом его идеальное тело. Футболка цвета хаки задралась, и мне удается разглядеть дорожку светлых волос, уходящую под пояс штанов.

Сглатываю скопившуюся во рту слюну. Открываю рот, чтобы что-то сказать, но Давид меня опережает.

—Пока, Лера,— бросает на меня озорной взгляд и начинает идти вдоль прохода.

Нет-нет-нет, а как же номер телефона?

Я вскакиваю со своего места, но из-за полненькой женщины, которая перегородила проход, не могу достать свой рюкзак с верхней полки и броситься следом за Давидом.

Я нервничаю, ничего вокруг не замечаю. Неотрывно слежу за удаляющимися от меня парнями в военной форме. В висках стучит пульс. Забываю даже куртку на сиденье, приходится вернуться. Все это крадет мои драгоценные минуты и разделяет нас с Давидом еще больше.

К выходу из самолета я почти бегу. Злюсь на медлительность пассажиров и не обращаю никакого внимания на подруг. “Рукав” кажется мне километровым. Дойдя до паспортного контроля, выискиваю взглядом Давида и стону от разочарования. Он уже за стеклянными стойками. Движется к выходу из терминала

Свою очередь приходится ждать минут пять. Я упустила свой шанс. Хорошее настроение окончательно покидает меня. Не удивлюсь, если придется еще лет десять ждать, чтобы вновь встретить Давида. Он, небось, уже отцом троих детей станет к тому времени.

—Лер, ну ты куда убежала-то?— Рядом со мной останавливаются подруги, а мужчина, чья очередь сейчас идти к пограничникам, как назло, не может найти свой паспорт, задерживая всех.

—Мне в уборную нужно, терпеть сил нет,— вру я, а сама нервно постукиваю носком ботинка по полу.— Мужчина, давайте поменяемся с вами. Пока вы свой паспорт найдете, ночь закончится,— раздраженно произношу я и протискиваюсь без очереди, ступая за красную линию.