Эстибалис Руис де Гауна, инспектор отдела уголовного розыска, работавшая со мной в паре, ожидала меня на площади у собора, попутно делая звонки в тысячу разных мест и нервно расхаживая туда-сюда. Со стороны она напоминала снующую ящерку. Ее рыжая грива до подбородка и скудные метр шестьдесят едва ли соответствовали требованиям при приеме в штат, и Витория чуть не потеряла одного из самых энергичных и сообразительных следователей.

Мы были чертовски хороши в закрытии сложных дел, хотя и не так хороши в следовании правилам. Нам не раз выносили предупреждение за отсутствие дисциплины, и мы привыкли покрывать друг друга. Что же касается правил… Как говорится, мы над этим работаем.

Мы над этим работаем.

Я смотрел сквозь пальцы на некоторые пристрастия, которые все еще присутствовали в жизни Эсти. Она смотрела в другую сторону, когда я не следовал указаниям начальства и проводил расследование самостоятельно.

Я специализировался на психологии преступников, поэтому именно ко мне обращались при обнаружении серийных случаев: убийств, изнасилований… Всякий мерзавец и подонок, чьи преступления повторялись, поступал ко мне в работу. Обычно серийный случай насчитывает более трех аналогичных преступлений, даже если по времени их разделяет период затишья.

Эстибалис занималась виктимологией, наукой прославленной и забытой. Почему жертвой становится именно этот человек, а не кто-то другой? Эсти увереннее, чем кто-либо, ориентировалась в базе данных SICAR[4], которая включала в себя всевозможные следы и отпечатки автомобильных шин, или SoleMate, энциклопедии всех марок и моделей ботинок, кроссовок, кед и тапочек производства самых разных стран.

При моем появлении она спрятала мобильный и посмотрела на меня с сочувствием.

– Что там? – поинтересовался я.

– Сам увидишь, – прошептала Эсти, как будто нас могло услышать само небо, а может, преисподняя, кто знает. – Мне звонил комиссар Медина собственной персоной. Им нужен эксперт по психологии, как ты, а меня они просят заняться жертвами. Сейчас все поймешь. Любопытно, что ты скажешь. Уже прибыли криминалисты, судмедэксперт и судья. Зайдем со стороны Кучильерии.

Кучильерия была одной из старинных улиц, где в Средние века располагались мастерские различных гильдий. Какими только ремеслами не занимались предки виторианцев: кузнечное дело, сапожное дело, шорная мастерская, маляры и штукатуры… Эта часть Средневекового города оставалась нетронутой, несмотря на миновавшие с тех пор столетия.

Важно отметить, что к собору вели узкие ворота, казавшиеся проходом между домами.

Двое полицейских уже стояли у массивной деревянной двери дома под номером 95. Они поздоровались с нами и пропустили внутрь.

– Я допросила двоих археологов, которые обнаружили тела, – сообщила мне коллега. – Они пришли сегодня, чтобы продолжить свои раскопки. Видимо, на них надавили из Фонда собора Санта-Мария, чтобы в этом году они закончили крипту и ров. Они оставили нам ключи. Как видишь, замочная скважина не тронута. Никаких следов взлома.

– Получается, они явились на работу накануне Дня Сантьяго? Не кажется ли тебе это несколько… странным для виторианца?

– В их поведении я не заметил ничего странного, Унаи, – Эсти покачала головой. – Они возбуждены или, скорее, испуганы. Такую реакцию подделать невозможно.

«Что ж, значит, так оно и есть», – подумал я. Я доверял мнению Эстибалис, как заднее колесо телеги доверяет переднему. Мы были партнерами и крутили одни и те же педали.

Я вошел в отреставрированный портик, и Эсти закрыла за нами дверь. Праздник остался где-то вдали.

До сих пор известие о найденных трупах не умещалось у меня в голове – слишком уж не сочеталось оно с радостной и беззаботной суетой, царящей вокруг. Но дверь закрылась, нас окружила монастырская тишина, рабочие прожекторы тускло подсвечивали лестницу, ведущую в подземную часовню, и все это показалось мне более реальным. И ужасным.

– Эй, надень каску. – Эстибалис протянула мне одну из белых касок с синим логотипом, которые фонд рекомендовал посетителям, входящим в собор. – С твоим ростом того и гляди треснешься головой.

– Неохота. – Не оборачиваясь, я обозревал тесное помещение.

– Это обязательно, – настаивала она, дернув меня за рукав и вновь протягивая мне белую посудину.

Это была наша обычная игра, заключавшаяся в одном лишь простейшем правиле: «От сих и до сих». На самом деле было еще одно правило, дополняющее первое: «Не спрашивай. От сих до сих». Я считал, что два года без каких-либо происшествий – это статус-кво, устоявшийся способ общаться друг с другом, а мы с Эстибалис отлично ладили. Влияло на нас и то, что она была занята приготовлениями к свадьбе, а я овдовел лет уже… впрочем, какая разница.

– Надо же, мягкая, – пробормотал я, беря из ее рук пластиковую каску.

Мы поднялись по кривым лестницам, оставив позади макеты деревни Гастейс[5], первого поселения, на месте которого впоследствии был возведен город. Эстибалис остановилась, чтобы достать ключи от внутреннего помещения Старого собора, одного из символов нашего города, восстановленного и переделанного большее количество раз, чем мой детский велосипед. Плакат с чертежами работ встречал нас по правую руку.

Я знал наизусть все главные места нашей провинции; я хранил их у себя в височной доле с тех пор, как двойное убийство в дольмене двадцать лет и четыре месяца назад потрясло целое поколение виторианцев.

Дольмен под названием «Ведьмина Лачуга», кельтское урочище Ла-Ойя, римские солончаки Аньяна, Средневековая стена… таковы были места, избранные серийным убийцей, чтобы превратить Виторию и провинцию Алава в арену для хроник в мировых теленовостях. Появились даже туристические маршруты, проходящие по местам, которые благодаря этим событиям обрели новую жуткую славу.

В ту пору мне было двадцать, и эти события впечатлили меня до такой степени, что я решил стать полицейским. За расследованием я следил с одержимостью вчерашнего подростка, зацикленного на определенной теме. Анализировал скудные сведения, опубликованные в «Диарио Алавес», и думал: «Я бы справился с этим лучше. Они бестолковы, они не учитывают главного: мотивация, причина преступления». Да: в свои двадцать лет я считал себя умнее полиции, как бы ни наивно казалось мне это сейчас.

В итоге реальность ударила меня по лицу сильнее боксерской перчатки; она ошеломила меня, как и всю страну. Никто не ожидал, что виновным окажется Тасио Ортис де Сарате. Убийцей мог оказаться кто угодно: сосед, монахиня ордена Клариссы, пекарь. Да хоть сам мэр…