Столица – город элегантных катафалков и клаксонистых гробов на колесах. Частные домовины своими выхлопами перекрывали кислород коммунальным гробам, коммунальные гробы уплотняли пассажиромассу и включали погромче радио «Апокалипсис», и становилось понятно, что убежать не удастся никому.

Никто из гробов и не убегал.

Жизнь Якова в столице складывалась не так удачно, как у брата. Он работал звукорежиссером в небольшой, но богатой компании. Ее владелец, если верить сплетням, открыл ее под свою любовницу, из которой будто бы мечтал сделать артистку.

Работники студии в эту байду верили мало. И дело не в профессиональном цинизме. Рентабельность студии была гораздо ниже тех денег, которые тут платили. Собственники студии в финансовый кризис не верили, исповедовали совершенно другую религию. Это было хорошо.

Плохо было то, что работа на студии вызывала у Якова печеночную колику. Прятать за щекой музыкальное образование размером с гору Синай и приветливо улыбаться при этом – похоже на ад в духе Данте. Семь лет музыкальной школы имени Соломин Крушельницкой, три года музыкального училища имени Лысенко, два года киевской консерватории и, наконец, пять лет консерватории в Кракове. Едва ли не каждый день лицо молодого звукорежиссера перекашивалось в странной ухмылке. Коллеги считали это желаемой нормой профессионального цинизма. Опытный эскулап сразу распознал бы желчнокаменную болезнь.

Один знакомый из Львова, с которым Яков учился в Кракове, жаловался: концертным исполнением партии на фортепиано он зарабатывает больше, чем как автор этого же концерта. Теперь Яков, обогащенный опытом, мог ответить на это так: еще больше можно получать, сидя во время концерта в будке звукорежиссера.

Той осенней порой, о которой идет речь, Яков пал так низко, что уже подумывал о написании музыки для компьютерных игр. Одна российская контора предлагала составить несколько тем и придумать озвучку персонажей: орков, гоблинов, драконов и прочей нежити.

В Кракове он размышлял над тем, чтобы продолжить обучение в Парижском институте электронной музыки под руководством самого Пьера Булеза (декан обещал похлопотать), и даже понятия не имел, что в мире существуют заказы на такие вещи.

Два года, которые молодой композитор провел в Украине после отказа продолжить drang nach Westen, он использовал для того, чтобы изолироваться от всего мира. Разъезжать до возраста Христа по стипендиям, жить в резиденциях, писать музыку, которую будут покупать за приличные деньги, – все это он послал к черту и под этим дерзко расписался. Какое-то время ему еще писали профессора из консерватории. Все комплименты про уникальность дарования и потребность Европы в его потенциале он пропускал. Письма оставлял без ответа. Так он давал понять, что его решение неизменно.

Он поселился у отца, в семейном гнезде возле Львова. На заработанные во время учебы деньги обустроил домашнюю студию. Получив в столичных кругах хорошее реноме, начал писать музыку для телешоу и отечественных сериалов. Самая кассовая вещь – музыка к сериалу «Люцифер» про повстанцев УПА, который купило португальское телевидение.

Избегал госзаказов, пытался иметь дело с частными каналами – так было веселее. Даже музыку для Всемирного конгресса украинцев передумал писать, прислушавшись к голосу меркантильности. Крайне редко, приглушая приступы стыда, он делал (не повернется язык сказать «создавал») музыку для рекламы. Пока жил с отцом, он писал. В Киеве за ноты не садился ни разу.

Во Львове гроза краковских общежитий Яков Горах-Евлампия два года жил отшельником. Избегал мужского общества, а женского начала боялся, как черт ладана. Громких компаний с пьянками и гулянками чурался.

Во Львове он встретил Ирену и скорее позволил себя влюбить, чем влюбился сам. На этом работа в черном теле завершилась.

Неделю назад Матвей назначил ему встречу. Сказал, должен сообщить нечто важное.

Если стать на место Якова (без близких, без контактов, потерянного среди станций метро), легко увидеть Киев как царство смутности. Мглистый Аид, что раскинулся на берегах Ахерона. С такого ракурса кажется, будто каждый, кто дышал парами столицы, тонул в болоте недостижимых желаний. Они смотрели на него с рекламы кремов и туроператоров на билбордах, с витрин бутиков и шоп-сторов. На них работали манекены с женскими формами и белье, которым торговали в метро. На них работали все медиа и вся реклама, и масонский заговор их тайной власти подчинял себе все знаки и символы. Все их секретные письмена шептали про эскорт-сервисы, про полускрытые женские лица, про подпольные съемки порно на факультетах культуры и спорта. Все они приводили его душу в эрегированное состояние. Свет этих желаний ослеплял, облеплял, о-бля-гораживал.

Когда человек привыкал к этой растленной люминесценции, он обмякал, и его обступали угрюмые мысли некрофильского характера. Те мысли были тенями, которые отбрасывали на сознание фигуры демонов. Когда-то их звали ямадутами и они были слугами бога смерти Ямы. Теперь, будто самураи без господина, они утратили путь, забыли дхарму, и так, наслаждаясь тем, как греховодничают другие, превратились в демонов.

Тут, на землях царя Рамы, они нашли покровительство великих темных отцов, воспетое в рагах пророков нью-эйджа, и занимались тем, что поддерживали мрак на улицах, в кофейнях, в газетах и телевизоре.

Говорят, в Аиде души блуждают. Яков понимал, почему так происходило: пространство там рассыпалось на осколки иллюзий раньше, чем какая-либо из душ достигала цели. Так в погоне за миражами души петляют бесконечно долго.

Поклон Яме, поклон Шиве, поклон Вишну. Ом шанти шанти.

9

Сидя в кафе и вполуха слушая болтовню брата, Яков понял, что Матвей клал на недостижимые желания, клал на амнезию, клал на оба берега Ахерона – на правый клал и на левый тоже.

Брат приехал в царство Ямы не просто вдохнуть испарений обездхармленных ракшасов – он пришел сюда, чтобы развернуть экстренный стресс-менеджмент: нанять нового директора по развитию, толкового топ-менеджера, провести тотальный ребрендинг и репозиционирование. И – в первую очередь! – уволить понурого бородача с веслом.

Рядом с Матвеем Якову было проще убеждать себя в том, что он, Яков, спустился в царство теней просто так, исключительно из интереса исследовательского характера. А еще подзаработать.

Когда эта версия казалась ему неубедительной, Яков говорил себе, что пришел сюда за своей Эвридикой, своей Ситой, как Орфей, как Рама. Ом, ом, ом.

Больше всего он боялся обнаружить, что судьба привела его в этот тартар не потому, что он разэдакий звукорежиссер. А потому, что его время среди живых уже истекло. Но думать об этом не хотелось.

10

К таким выводам можно было прийти, если б удалось узнать, о чем думал Яков, когда официантка поставила перед ними две чашки.

Матвей покосился на чашку брата. Кофе. Один. У брата – напиток из цикория.