Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Входит Харди.
Харди, когда вы пойдете завтра утром на прощальную пресс-конференцию к русским, между прочим задайте им следующий вопрос: правильны ли слухи, что они привезли с собой денег для финансирования нашей угольной забастовки?
Харди. Но…
Макферсон. Что?
Харди. В ответ на такой вопрос они только пожмут плечами.
Макферсон. Конечно. И вы напишете, что в ответ на этот прямой вопрос русские только смущенно пожали плечами, или что-нибудь в этом духе, это уже ваше дело. Желаю успеха.
Харди. До свидания. (Выходит.)
Гульд. Не слишком ли наивно для солидной газеты?
Макферсон. Ничего. Харди известен как репортер скандальной хроники. В его устах это будет естественно.
Гульд. Да, вы, пожалуй, правы…
Макферсон. Вы хотите сказать, что я еще не совсем выжил из ума?
Гульд. Не совсем.
Макферсон. Что – не совсем?
Гульд. Я хотел сказать не совсем это. Я хотел сказать, что вы с каждым днем становитесь тверже. Мне это нравится.
Макферсон. Мне – тоже. И, я думаю, даже больше, чем вам. (Хлопает рукой по письменному столу.) Хороший старомодный стол. Даже деятелю новой формации приятно посидеть за таким старомодным столом? А?
Гульд. Пожалуй.
Макферсон. Вот именно. Но, к сожалению, придется потерпеть. Увы, именно я, а не вы, начал это дело тридцать лет назад в этой старой развалине. (Показывает на фотографию домика над столом.) Ничего не поделаешь. Священное право частной собственности.
Гульд (обходя кабинет). Ага, один из старых знакомых появился снова на свет божий.
Макферсон (подходя и рассматривая фотографию Муссолини). Да. Ну что ж? С тех пор как беднягу повесили вверх ногами в Милане, он, безусловно, мертв. А мертвым я не помню зла. Он подписал мне ее, когда я был у него в тридцать третьем году в его дворце в Риме. Посмотрите, какой автограф. Один из лучших в моей коллекции.
Гульд. А берлинский джентльмен пока еще в сейфе?
Макферсон. Пока – да. Ходят слухи, что он жив. Его еще рано вешать.
Гульд. По-моему, уже можно.
Макферсон. Нет, рано.
Гульд. Вы слишком робко смотрите в будущее. Это ваш единственный недостаток.
Входит Престон.
Престон. Я пришел. Здравствуйте. Здравствуй, Джек.
Гульд. Здравствуй.
Макферсон. Что у вас сегодня о России, Билль?
Престон. «Юнайтед Пресс» дало нам пятьдесят строк Харнера «Русские в Вене». Харнер хвалит русских. Не знаю, давать ли.
Макферсон. Непременно дайте. В противоположность Херсту, мы сохраняем объективный стиль информации. Дайте на шестнадцатой странице, не раньше. А что еще?
Престон. Статья Виппмана о планах русской экспансии и еще пять-шесть информаций в том же духе.
Макферсон. Давайте все. Мы объективны. Виппмана на первую страницу, остальное – не дальше шестой. Что еще?
Престон. Еще? Бредовое сообщение итальянцев о появлений русских летчиков в Эритрее. Но это абсолютно несолидный бред.
Макферсон. Давайте его на первую страницу с шумным заголовком.
Престон. Русские завтра же дадут опровержение.
Макферсон. Ну что ж, мы поместим его на двадцатой странице. Пять строк. Они пишут короткие опровержения. Заметку прочтут миллионы людей, а опровержение – десять тысяч.
Престон. Это мне не нравится.
Макферсон. Что?
Престон. Вы вмешиваетесь в работу моего отдела. Я привык его вести сам.
Макферсон. Простите. Вы нравы, Билль, и я очень жалею. Но вы перестали меня понимать.
Престон. Мне казалось, что месяц назад я вас понимал. Вы переменились за этот месяц.
Макферсон. Конечно, переменился. Это вам и предстоит понять. Ну, желаю успеха.
Престон. До свиданья. (Выходит.)
Гульд. Через три минуты придет Смит.
Макферсон. Да. Ну что ж, я думаю, ему придется согласиться. Тридцать тысяч за серию статей и книгу с гарантированным тиражом. Честное слово, если бы она не нужна была мне до зарезу перед выборами в конгресс, я бы не дал ему больше пятнадцати. Согласится. Его дела слишком плохи. Он полгода не писал и не получал ни доллара.
Гульд. А почему он не писал?
Макферсон. Я получил от него два письма: с Окинавы и из Японии. Послевоенное помешательство. Он думал, что со дня подписания мира всюду начнут порхать голуби и цвести розы. А мир остался таким же, каким был. Это вывело его из равновесия. Он заявил мне, что не может писать, пока не поймет, что происходит в мире. Ничего, поедет.
Гульд. Он собирается жениться на Джесси.
Макферсон. Вот как! Теперь понимаю. Ну что же, печально, но хорошо. Поедет. Джесси не такая женщина, чтобы выйти за нищего.
Входит Смит.
Смит. Здравствуйте, шеф. Здравствуй, Джек.
Рукопожатие.
Макферсон. Садитесь, Гарри.
Смит. Сел. Нескромный вопрос: зачем вы меня так срочно вытащили? Меня прошлой ночью так трясло над Тихим океаном, до сих пор болят все кишки.
Макферсон. Боюсь, что теперь вам придется трястись над Атлантическим.
Смит. Что вы мне предлагаете?
Макферсон. Россию.
Смит. Россию? Последний месяц меня мучила бессонница, и я вдруг, впервые в жизни, стал читать на ночь нашу уважаемую газету. Судя по вашему новому политическому курсу, вам, пожалуй, нет смысла посылать в Россию именно меня.
Макферсон. Во-первых, благодарю вас за то, что вы наконец стали читать мою газету. А во-вторых, я думаю, что при моем новом курсе именно вам и надо поехать в Россию.
Смит. Шеф, вы спутали меня с Джеком.
Гульд. Не валяй дурака. После той книги, что я уже написал о России, русские были бы идиотами, если бы снова пустили меня туда. К сожалению, они не идиоты.
Смит. Но после той книги, что я уже написал о России, надо быть идиотом, чтобы при вашем новом курсе советовать шефу послать в Россию меня.
Гульд. Благодарю, но ты, как всегда, все спутал. И я тебе сейчас объясню, почему не я, а именно ты идиот.
Смит (удобно усаживаясь в кресле). Интересно. Факт для меня безусловен, но причины его не вполне ясны. Меня всю жизнь волновал этот вопрос – почему?
Гульд. Ты идиот потому, что не знаешь, что такое диалектика. Диалектика – это наука о том, что все бесконечно движется и изменяется.
Смит (прерывая). Очень приятно. Никогда в