Естественно, что поначалу и Аня, и даже я обращались к нашим говорливым, весёлым, темпераментным друзьям. Обращались чрез форточку и в очень вежливой форме. Потом в не очень… Но, наивные, мы не понимали ещё, куда мы попали, где мы сейчас живём!..

Впрочем, на полное осознание – насколько всё тотально, запущенно и неисправимо – хватило нескольких дней, наверное, как раз одной недели. Три года добавляют к этой реальности абсурда лишь отдельные штришки и мазки, и картина, как вы понимаете, не «Московский дворик» вырисовывается, и не «Взятие снежного городка», а что зимой, что летом всё больше на «Последний день Помпеи» сбивается, как будто до фотографического запечатления Брюлловым идёт уже отсчёт последних наэлектризованных мгновений. Остаётся только улыбаться какой-то гоголевской улыбкой…

Чтобы не повторяться с уместным нынче разве только на театральных подмостках словом «просьба», я написал: «НЕ НАДО ГОВОРИТЬ ПО ТЕЛЕФОНУ ПОД ОКНОМ!» – и, обмотав скотчем, привесил картонку на стекло. Потом пришлось несколько раз перефразировать… И наконец, даже продублировать идиотскую «просьбу» на узбекском, таджикском и кыргызском языках!.. Что послужило лишь стимулом для лингвистических упражнений прибегающих за угол или к подвалу по зову природы.

Понятно, что первый этаж (даже квартира №1!), коему я поначалу так обрадовался («жить на земле»!), сыграл тут с нами ту ещё шутку. Конечно, на 24-м этаже время, может, и течёт на какие-то микросекунды тише, прибавляя так называемым коренным москвичам несколько секунд бесплатного долголетия…

Довольно скоро мы заметили, что все многообразные аудиовизуальные процессы, протекающие под стенами терема-теремка, даже на 2-м этаже заметны уже гораздо меньше. Особенно если поставить пластиковые окна, закрыть их наглухо и опустить жалюзи. Только один-единственный раз мужик из не задраенного иллюминатора над нашим на очень длинную трель гастарбайтера в самый неурочный солнечно-праздничный час очень невежливо выкрикнул (но опять же, что замечательно, без какой-то неполиткорректности). При этом знакомый нам пухлый весельчак-молодчик (не что иное, как дворник нашего дома) понизил громкость воспроизведения речи (с 94 до 48, если брать аналогию с телевизором), понизил темп – а как бы и битрейт – с 320 слов в минуту до 180, и отошёл на два с половиной шажка.

Даже если бы он переговаривался с Австралией или Антарктидой, где совсем всё не так и люди, почитай, вниз головами ходят, я всё равно не понимаю, где набраться стольких впечатлений, тем и эмоций для бесконечных россказней-рулад!.. Не иначе как он ведёт прямой репортаж для какого-нибудь «Аул-Радио» или передаёт подробные данные о местном житье-бытье недалёким инопланетянам с далёкой Альфы Центавра.

Недавно мне сказали, что это якобы так называемая «лагутенковская хрущёвка», построенная по проекту деда известного музыканта, и очевидно, давно предназначенная под снос. Я немало повидал «жилья», но тут… Жить, надо сказать, вполне можно – и я даже не иронизирую: живал я и в «берлагах» из горбылей, и с картонными стенами, и когда постелька «из окна», ночевал в различных сторожках… Основой, так сказать, функциональной целостности проекта – или современного его использования – является центральное отопление. Точнее, его непрерывное использование весь отведённый отопительный срок. Иными словами, независимо от погоды (то есть в диапазоне температур от -35 до +20 С!) батареи жарят на всю, они раскалены так, что к ним не притронуться! За счёт этого, надо отдать должное, достигается решение основной задачи, актуальной – чтобы там не пели, заплетаясь, в одних телепередачах про какую-то модернизацию, а в других про высокие технологии и «умные дома» – и для XXI века: зимой в сильные морозы тепло. И это притом, что стены толщиной в полтора кирпича (38, кажется, см! а сначала я даже думал, что в один).

В большой комнате два больших окна, одно прямо весьма большое (не то, где гастарбайтеры: но они повсюду!), на кухне (удивительно маленькой!) тоже обычное. Таким окнам только бы радоваться!.. Если бы они не были забраны железной решёткой (не фигурной, но простой, один-в-один тюремной!), и если б не видеть и не слышать сквозь них той вакханалии, что бушует – практически круглосуточно! – буквально в нескольких метрах. Перерывы (предположительно запойные) разве что на глобальные праздники вроде Нового года, 8 Марта и некоторых мусульманских.

Расстояние между стёклами в раме сантиметров пять! Такого я нигде не видел! Я кое-что понимаю в кирпичах и рамах, самому приходилось участвовать в стройке в деревне. Вот, кстати, вспомним классические параметры крестьянской каменной избы, не нынешней тоже, а построенной, как, например, наша, в аккурат в то же время, что и лагутенковские коробки – ну, или у кого-то десятка на два лет раньше: стены, мало того, что в два кирпича, так ещё и с засыпью – засыпанным между этих двух кирпичных рядов утеплителем из сухого навоза, так что в итоге толщиною почти в метр; на зиму вставляются вторые рамы, с расстоянием от первых не менее 25 см – за счёт воздуха, как ни странно, отличнейшие утепление и звукоизоляция, плюс окна в отличие от пластиковых всё же «дышат».

А тут, конечно, дышать-то они дышат (рамы все в каких-то болтах и железных культяпках, вывернутых и неподогнанных, замазанных закостеневшей краской, из-за чего плотно ничего не закрывается, а что надо не открывается), но проживаешь как на улице: каждое слово, каждый шаг, каждая вибрация. Квартира угловая, посему она идеально подходит для обозревания процессов, бьющих ключом не только непосредственно под окнами, но и в некоем отдалении. Плюс окна расположены удивительно низко от пола, подоконник чуть ли не на уровне колен, а пол практически совпадает с землёй на улице – пятиэтажка имеет на удивление низкий фундамент, из-за чего она сама выглядит какой-то приземистой, а из дома вид как из подвала какого: не то, что сапожник, точая сапоги, на них же и смотрит, а модельеру уж точно надоело бы на вечный подиум пялиться.

И вот наш друг, прогромыхав щеколдой и замком, переодевшись и ещё раз прогромыхав, вытащил на свет божий (пока неясный и неяркий) свои инструменты: обычнейшую метлу из берёзовых прутьев (постоянно разваливающуюся и периодически чинимую) и некую тачку… вернее даже сказать, некие колёсья с некоей платформой, весьма напоминающие соответствующую колёсную основу от старого образца детской коляски, поржавевшую, без лишней амортизации и шин… На неё сверху ставится железное корыто (точнее, знакомая многим родившимся в Союзе оцинкованная ванна, тоже, можно сказать, детская); а у некоторых, вскоре мы узнали, самых продвинутых дворников-арбайтеров заменяется – в сухую погоду, по праздникам, а иногда и вовсе – огромной картонной коробкой, которую надо сначала под окном собрать…

Если метла, понятное дело, традиционное на Руси орудие данного сословия и ея, как писал тот же Гоголь, «отступить не можно», то таратайка сия, никак не удивлюсь, если является как-то официально вменённой на уровне правительства Москвы, управы, управляющей компании или ещё какого неведомого нам высокого всеуправляющего органа. Таковая, как известно наблюдательным простым гражданам (типа заточённым в бетон пенсионерам, остальным не до этого), имеется у каждого дворового гастарбайтера! А недавно я заметил, что у нашего появилась новая коляска – с ярко-синей крашеной рамой, с «обутыми» колёсами – но с всё тем же сказочно-археологическим корытом!